Бульвар был полон студентами, мастеровыми, курсистками, женщинами разных сословий, подростками-фабричными, гимназистами. Было тесно от публики. Впереди слышалось церковное пение. Какие-то женщины на ходу крестились.

— Молебен за упокой государя-освободителя, — высказал кто-то предположение.

Во многих церквах молебен был перенесён с 19 февраля на воскресенье 25-го, о чём было объявлено.

Аночка с подругами и небольшой группой трехгорцев, приехавших вместе на конке, подходили к месту молебна.

Против дома обер-полицмейстера на бульваре стояла толпа народа.

На соседних деревьях, как обезьяны, висли мальчишки. Народ теснился на утоптанных высоких сугробах по обочинам главной дорожки бульвара, на растащенных из штабелей, сложенных на зиму, бульварных скамейках.

— А ну-ка, прихватим скамеечку, — предложила Манька, проходя мимо штабеля.

Втроём они ухватились и поставили скамью на ножки, забрались на неё, чтобы видеть, что происходит. Но зрелища не получилось: ни дьякона, ни священника не было видно в толпе. Раздавался только могучий, типично дьяконский голос:

— Свобо-оды теснителя-я, студентов гоните-еля, умов помрачи-ителя-а, фараонов пове-ли-те-ля упокой, господи, — провозглашал на церковный лад этот голос, — чтобы ему лежа-ать да не вста-ать, людям жить не ме-ша-ать! Воздай ему, господи, сторицею за амбицию, за полицию… за весь московский лю-юд, пусть ему в глотку смолу черти льют!

— Подай, господи! — стройно подхватил певчий хор голосов.

— А нас от таких охрани-ителей, — продолжал бас, — и наста-авников, от полицмейстера до исправников, господи, упаси, подальше их унеси-и!..

— Господи, помилуй, господи, помилуй, господи, поми-луй! — подхватил хор.

К скамейке, на которой стояла Аночка со своими подругами, подошел господин в барашковой, шапке, с поднятым воротником.

— Принцесса льда! Снежная королева! В каком вы виде?! — воскликнул господин.

Аночка сразу узнала его, того вагонного спутника, «Колькиного шпика», как назвали его попутчики. Сердце её на секунду замерло, но вдруг озорная искорка прыгнула у нее в груди.

— Ишь прынцессу себе нашел! — неожиданно для себя «басом» воскликнула Аночка. — А еще господин! Ты чего меня, девку, срамишь?! Вот как вдарю раз валенком по очкам — тут тебе и прынцесса!

— Вот так девка! — воскликнул стоявший рядом мастеровой. — А ну, сунь ему в рыло, я его подержу!

— Виноват, может, я обознался… Мне показалось — знакомая барышня, вместе ехали…

— Ну и ступай к своим барышням, — вмешалась и тетя Лиза, — а наших, фабричных, не трожь!..

Господин, уже не слушая, заспешил по бульвару в сторону.

— Анька! Какая ты молодец! Ну и девка! — бросилась обнимать ее Манька. И Аночка чувствовала, что снова и теперь уже навсегда завоевала себе их симпатии и уважение.

В толпе студентов меж тем читал уже словно старческий, дрожащий голос священника:

— А коли из ада полезет, да не сдержать его там ни огнём ни железом, окажи ему, господи, милость твою, устрой ему квартиру в раю да покрепче его со святыми там упо-ко-ой!..

— Со свя-тыми упо-кой… — плавно и молитвенно повел хор и вдруг залихватски подхватил:

— Казаки! — предупреждающе закричали несколько голосов с бульвара.

По прямому Тверскому бульвару было видно издалека, как от Никитских ворот въезжали на самый бульвар всадники с пиками.

— Скамейки вали поперёк! — скомандовал откуда-то появившийся рыжебородый студент, «тот самый» Иван Иваныч.

Десятки людей рванулись к сложенным на зиму тяжелым бульварным скамьям на железной основе.

С невероятной быстротой, с грохотом валились скамьи в нескладно торчавшую в разные стороны, раскоряченную ножками гору, перегораживая бульвар поперек.

— Полиция! — крикнули в это время с другой стороны.

От памятника Пушкину двигались на толпу, в два ряда не менее сотни городовых.

— Эх, Федота с ребятами тут не хватает! — пожалела Маня.

— Ничего, пусть студентики сами поучатся на кулачках, — утешила Лизавета, — не всё на чужих харчах! — стараясь быть равнодушной, заключила она.

— Студенты! Коллеги, сомкнись! Ни шагу назад! — крикнул рыжебородый, выбегая вперед.

Кучка студентов побежала к нему. Но городовые перешли уже с шага на бег, опередили студентов, и четверо крепко схватили рыжебородого.

— Не выдавай! Коллеги, отнимем! — закричали среди студентов.

С криком «ура» они кинулись в схватку с полицией. Но городовые оказались сильней, привычней. Вот выхватили еще студента и, ловко вывернув ему руки назад, потащили к Страстному, ещё одного, ещё…

— Возмутительно! Публика! Господа! — неожиданно закричал пожилой господин в пенсне и в почтовой форме. — Да как же мы позволяем полиции безобразничать?! Давайте поможем студентам!

И с удивительной для его возрастали солидности прытью он пустился бегом в самую гущу свалки.

— Пенсне: береги! — насмешливо крикнул парень мастерового вида.

Лизавета подскочила к нему.

— Эх ты! Сопляк, а не малый! Чем самому побежать, ты над другими тут зубоскалишь. В портки наложил? Фараонов спужался?!

— Вон их сколь! Ну-ка, сунься сама!

— А я вот пойду за тебя! — крикнула Манька.

— А ну, девки, бабы, возьмемся! — на весь бульвар, как вчера Федот, зычно призвала Лизавета, устремляясь в бой на полицию.

Народ побежал за ней.

Но в это время стало твориться что-то совсем непонятное: городовые один за другим разлетались из кучи в разные стороны, вертелись волчками и, потеряв устойчивость, валились в сугробы, вскакивали, но, сбитые с ног своими товарищами, вертящимися так же кубарем им навстречу, падали снова. С полсотни городовых, вывалянных в сугробах, представляли собой необычайно смешное зрелище.

— Борцы! Борцы цирковые ввязались! Вот так потеха! — с восторгом закричали вокруг.

Только тут все увидели, что четверо штатских мужчин в одинаковых каракулевых шапках и модных пальто играют, как в мячики, городовыми.

Городовым уже было не до студентов.

— Гоги Багадзе! Браво! Бра-аво!

— Ваня Бубен! Браво! Так их! Бас! Ваня Бубен!

— Али Бикназаров! Брависсимо! — кричала окружающая толпа.

Подростки пронзительно свистели и визжали от восторга.

Когда полиция собралась наконец к наступлению на компанию борцов, сомкнувшись рядами и повернувшись тылом к толпе, — в вывалянных снегом шинелях городовые, казались только смешными.