дамы-тузы, а какие-то загадочные картинки и символы.

– Что это?

– Исключительно замечательная вещь! Набор гадательный.

– Что? Какой набор? – захохотала Ольга.

– Говорю же, для гадания. Зря смеешься, тут в книжке описано, как гадать, как раскладывать. – Надежда откопала в сумке небольшую книжицу в черной обложке, послюнявив палец, полистала ее, прочитала бегло какие-то инструкции. – Давай разложим.

– Да ну тебя! – Ольга встала и поправила тюльпаны, все норовившие выскользнуть из вазы – то ли ваза была слишком низкая, то ли ножки у цветов больно длинные. – Дурында ты, Надька! Вечно с ерундой всякой носишься. То браслет для похудения, то чудодейственное средство для отбивания аппетита, то уж совсем черт знает что – гадание!

– Ладно, ладно… – Надя ловко разложила карты, сверяясь с руководством. – Можешь не верить, я тоже не верю, но ведь все равно интересно! На тебя раскладываю. Ну-ка, ну-ка, поглядим, что у нас такое получается… – Она заглянула в книжицу, пробежала глазами текст. – Вот, лодочка над лодочкой, птичка и облачко…

Надя вдруг захлопнула книжицу, и веснушки у нее как будто утратили яркость. Она хотела смахнуть со стола карты, но Ольга не дала, отстранила ее руку и выхватила черную книжицу, которую Надя не успела убрать.

– Ну и что ты там такое увидела?

– Да глупости все, ерунда…

Веснушки у Надежды снова обрели яркость, и даже большую, чем прежде. Ольга знала, Надя так краснеет, а краснеет она в одном случае – когда приходится врать «на пользу дела». Ольга сравнила комбинацию карт с написанным в руководстве.

– Удар. Несчастье с близким человеком. Женщина-враг, – вслух прочитала она. Сердце сжалось, потом понеслось галопом…

Несчастье с близким человеком?

Желтые шторы вдруг показались ей просто невыносимыми. Зачем она сменила на них голубые?

Надя вырвала у нее книжицу, зашвырнула куда-то в угол.

– Ну что ты хрень всякую читаешь? Ну ей-богу! Что ты, бабка старая или полоумная? – Она быстро сгребла со стола карты, сунула в сумку, а сумку зачем-то запихнула себе за спину. – Ну прям смешно!

– Да уж, обхохочешься… – Ольга попыталась улыбнуться.

– Сама же дурой меня называешь. И правильно, между прочим. Дура я, самая что ни на есть дура!

– В первый раз призналась. – Улыбка не выходила у Ольги, как она ни старалась.

– А чего же не признать, если правда!

– Ну… вообще-то ты и в самом деле… – Ольга повертела пальцем у виска, все еще надеясь придать случившемуся комичность. – Не очень умная ты, Надька.

– Чего? – весело встрепенулась Надежда. – Ты говори, да не заговаривайся!

Они прыснули вместе. Вот уж и правда дурочки – одна купила возле метро какую-то копеечную глупость, другая поверила выпавшим «птичкам» и «облачкам».

Отсмеявшись, Надежда глянула на часы, схватила сумку, шляпу и вскочила.

– Ой, мама моя родная! Бежать надо, я ж ненадолго из офиса смылась. Димка такой строгий, прям жуть! – Она чмокнула Ольгу, тут же стерла следы розовой помады с ее щеки и торопливо пошла к двери, на ходу договаривая: – Пока, подружка! Детей поцелуй. И Сереже своему привет передавай. Жаль, не увиделись.

– Передам. Он сегодня в Нижний Новгород улетает. – Ольга проводила Надежду до двери. – Машину лучше всего на повороте ловить.

– Да знаю я! Все. Меня нет. – И она упорхнула, мелькнув красными маками на подоле.

Ольга закрыла за ней дверь. Огляделась. Сердце сжала тоска – желтая, как эти шторы, и упрямая, как эти тюльпаны. Она отыскала под диваном черную книжицу и пошла с ней на кухню.

На помойке место этой тоске и этому… руководству.

Книжка жгла руку, и Ольга отбросила ее в мусорное ведро, словно ядовитого скорпиона. Следовало бы сжечь ее или порвать на мелкие кусочки, но у Ольги не осталось на это сил.

Выбросила. Забыла.

Глупости это все. Нужно Сереже рубашки перед командировкой погладить, Петьку накормить…

До вылета оставалось всего полтора часа, а Пескова все не было. Барышев выкурил еще сигарету, глянул в окно. Если тащиться по пробкам, они опоздают.

Ольга отчего-то сильно нервничала, сновала как тень, десять раз спросила, не забыл ли он паспорт и так ли уж важна эта поездка. Очень важна, заверил ее Сергей, но она все равно нервничала и в сотый, наверное, раз поправляла ему галстук, смахивала что-то невидимое с его пиджака и снова интересовалась – а билет не забыл?

Песков, наконец, приехал, и по его спокойному, уверенному тону Сергей понял – никуда они не опаздывают, просто он паникер.

– Ну что, едем? Добрый вечер, Ольга Михайловна, – улыбнулся Игорь.

Ольга ему кивнула без обычного радушия к гостям и вдруг вцепилась в рукав мужа.

– Сережа, я с тобой в аэропорт!

– Зачем? Поздно уже. Ты что, детей одних оставишь?

– Дети спят. – Голос у нее задрожал, и рука, вцепившаяся в пиджак, задрожала.

Барышеву стало вдруг неудобно, что свидетелем этой необъяснимой Ольгиной паники стал Песков. Он глазами ему показал – уйди, но Игорь не понял. Или сделал вид, что не понял.

– Что с тобой? – Наплевав на Пескова, Сергей поцеловал Ольгу в губы. – Ты на себя не похожа.

– Я не знаю… я чего-то боюсь…

Ольга отпустила его рукав, а Песков с бесцеремонной шутливостью сказал ей:

– Нечего бояться, Ольга Михайловна. Сергей в полной безопасности. Когда он со мной, можете не волноваться.

– Сережа!

– Оль, перестань. Я лечу на один день. И лету туда всего час. Ну вот, смотри. – Он достал из кармана ручку и быстро записал в блокноте, лежащем возле телефона, номер обратного рейса и время прилета. – Видишь? Пятнадцать тридцать. Значит, в пять я уже буду дома. Ну, не дури, не дури!

Он опять поцеловал ее, на этот раз – вскользь, торопливо. Игорь уже нервничал у входа.

Вдруг Сергей заметил букет желтых тюльпанов. Глаза его потемнели.

– Грозовский?

– Что ты, Сереж! Надя утром принесла. – Ольга заулыбалась. Его ревность ее всегда веселила.

– Значит, Грозовский… Я эти тюльпаны ему…

– Опаздываем! – не выдержал Песков.

Ольга захохотала, и Сергей ушел, довольный, что своей ревностью вывел жену из ступора. Правда, вот ревность была настоящая и грызла его порой нешуточно. Но он привык с ней как-то договариваться, чтобы не мешала жить.