комнате повисла напряженная тишина. Ракоци недвижно стоял, уставясь в одну точку, Гаспаро принялся возиться с поясной пряжкой. Когда он наконец поднял взгляд, его охватило щемящее чувство жалости к чужеземцу. С губ мастера сорвалось невольное:

— Ваше превосходительство, не терзайте себя.

— Что?! — изумился Ракоци и заглянул Гаспаро в глаза. То, что он в них увидел, глубоко его взволновало. — Я не терзаюсь, друг мой, но… спасибо тебе. — Он задумался, привыкая к новому ощущению. Его пожалели. Ракоци резко повернулся и направился к медным пружинным весам, чашу которых заполняла горка тускло поблескивающих флоринов — Ты тоже должен получить свою долю, Гаспаро. — Он ссыпал монеты в деревянную шкатулку и протянул ее рабочему. — Я взял на себя смелость добавить к этому перстень, который, надеюсь, ты будешь носить.

Гаспаро опешил.

— Ваше превосходительство… Это слишком… Я ничем такой милости не заслужил…

Ракоци прервал его:

— Гаспаро, амико, мне будет приятно, если ты примешь его. Это самое малое, что я могу сейчас сделать, за… за услугу, которую ты мне только что оказал. Прими перстень, друг.

На мгновение Гаспаро застыл. Он беспомощно покосился на Руджиеро, но лицо того было непроницаемо.

— Ваше превосходительство, — глухим голосом произнес Гаспаро, — если бы мне пришлось выбирать себе господина, мой выбор пал бы на вас. — Он стиснул пальцами переносицу, чтобы сдержать рыдание. — Но я и так к вашим услугам, располагайте мной, Франческо Ракоци да Сан-Джермано.

И Гаспаро Туччи, потомственный строитель и флорентиец, который никогда никому не кланялся, опустился на одно колено, подобно рыцарю, присягающему на верность, и поцеловал руку невысокому человеку в черном.

Письмо Пьеро ди Лоренцо де Медичи, адресованное приору Синьории.

Сильный ветер нагнал тяжелые тучи. С вершины холма можно было видеть Флоренцию, она походила на огромный игрушечный город. Накрывшая ее тень обесцветила здания, и они казались фантастически нереальными.

Деметриче сдержала свою кобылку и поплотнее закуталась в плащ. Юбка ее была подогнута для езды по-мужски, в посадке угадывалась школа Лоренцо. Высокие ботинки донны больше подошли бы мальчишке, как и расшитая треугольная шапочка, скрывавшая белокурые волосы.

Послышался стук копыт. Ракоци осадил своего серого жеребца возле чалой кобылки. На этот раз его одеяние — от русских сапожек до французских перчаток и мягкой испанской шляпы — было полностью черным. Ничего белого, серебристого или красного. Возможно, именно этим и объяснялась неестественная бледность его лица.

Фиолетовые тучи, тесня друг друга, закрыли весь небосклон. Деметриче поежилась.

— Вам холодно, дорогая? — спросил Ракоци, наклоняясь в седле, чтобы подвернуть полу ее плаща.

— Нет-нет, Франческо, не беспокойтесь. — Она посмотрела вниз, на город. — Какой он маленький!

— Большое расстояние, — произнес он странным тоном. — Оно всегда обманчиво.

Молодая женщина уловила напряжение в голосе спутника и обернулась к нему.

— Что с вами, Франческо?

Он потупился.

— Ничего, дорогая. Все хорошо.

— Это не так, — мягко возразила она. — Но я не буду пытать вас. — Она пришпорила лошадь и пустила ее рысью, даже не оглянувшись, чтобы понять, следуют ли за ней.

Через какое-то время он догнал ее, лицо его сделалось озабоченным.

— Дорогая, не делайте больше так. Это небезопасно.