Ты моя радость. Ты моя вершинка на берегу озера. Моя струна. Мой вечер. Мой небосклон. Моя чистая веточка в побледневшем небе. Мой высокий-высокий небосклон вечера. * * * Буревестник, шалун, стремитель — Ждет тебя буйный лес! Вознеслись его короны гордые до облаков, Это братья разбушуются! Не расслышишь голоса твоей печали, Когда бешено запоют В мутном небе махая ветви. Вот так братья! В небо они подняли лапы, Бурно ерошат хвои. Буревестник, нежный мечтатель, Ты ловишь звезды В пролетах ели, В невода твоей нежной, красивой глупости Собираешь рубины брусники И поднизи клюквы на ковры взором, Ловишь глазами и отпускаешь опять в небо, Немного расставив пальцы, Пропускаешь в них пряди Горячего света. Вечер. Длинные, тонкие, чуть-чуть грустные полосы на небосклоне.
«Видите, надо иногда пройти босиком по крапиве». Сказал и смолк, и сам подумал: «Ну, что ж, значит, надо». Думал и покусывал пальцы. Жалел, что сказал.
Это был очень застенчивый чудак. Отойдя в сторону, над ним уже насмешливо смеялись.
В небосклоне над плоским песком дюны завинчивала чайка ржавую гайку. Сосны Калевалы побережья, взмахнув, отъехали. Не было плеска. И у берега лежал вечерний, переполненный безмолвием светлый глаз.
Мечтательная страна, северная сторона, безбрежный взор великий и великодушный. В небе была удивительно светлая полоса. Он этого хотел так, и ему действительно приходилось за это ходить босиком по крапиве… Потому она его и оставила.
Ей казалось стыдно и смешно, когда обожженная босая нога неловко невольно вздрагивала. А он был простодушный, он смело лез через крапиву, босиком. Но иногда у него от боли смешно дергалась при этом нога. Этого-то ему и не простили.
Бедная красивая барышня — она не умела летать!..
Как высоко крестили дальние полосы, вершины — Вы царственные. Расскажи, о чем ты так измаялся вечер, вечер ясный! Улетели вверх черные вершины — Измолились высоты в мечтах, Изошли небеса, небеса… О чем ты, ты, изомлел — измаялся Вечер — вечер ясный? Пролегала дорога в стороне, Не было в ней пути, Нет! А была она за то очень красива! Да, именно за то. Приласкалась к земле эта дорога. Так прильнула, что душу взяла. Полюбили мы эту дорогу, На ней поросла трава. Доля, доля, доляночка! Доля ты тихая, тихая моя. Что мне в тебе, что тебе во мне? А ты меня замучила! Эта боль, когда сердце любовью разрывается в пространство — к дереву, вечеру, небу и кусту. И любит потому, что не любить, что не любить оно не может.
