большими и мягкими, широкие коричневые соски на них выступали вперед так же, как умбон в центре щита воина. Талия по-прежнему оставалась узкой, бедра — широкими, а между ними лежал густой, идеально очерченный черный треугольник. Ноги были не длинными, но очень красивой формы, с изящными щиколотками и крошечными ступнями.

— Очаровательно.

Она ахнула и резко повернулась, запахнув пеньюар, будто это были оборонительные доспехи. На балюстраде сидел Гассем, скрестив длинные, могучие ноги, широко расставив руки по обеим сторонам перил, на привлекательном, покрытом шрамами лице — дерзкая улыбка.

— Ты… ты осмелился! — выдохнула она, когда вновь обрела голос. — Как ты попал сюда? — вопрос прозвучал глупо даже для нее самой.

— Перелез со своего балкона, — резонно ответил он. — Я всегда любил лазать, с тех пор как был мальчишкой. Виноградные лозы на стене очень облегчают путь. Я предположил, что ты именно этого от меня хотела. Поэтому выделила мне эти покои и не поставила с той стороны стражу.

— Это нелепо! — И тут же спросила себя, не говорит ли он правду. Может быть, она действительно этого хотела, даже сама не сознавая? — Отсутствие стражников можно исправить. Я позову их прямо сейчас.

Его улыбка не дрогнула.

— А как это отразится на нашей исторической встрече? Уж наверное ты не будешь подвергать ее опасности, потому что я смутил тебя?

— Покинь меня немедленно! — Голос ее задрожал, и она устыдилась этого. Она забыла, что сейчас власть была у нее, что это ее дворец, что она окружена своими войсками, что в ее руках узница, которая означает все на свете для этого дикаря. Все, что она сейчас могла ощущать — его подавляющее присутствие.

Медленно, лениво встал он с балконных перил и вошел в ее комнату. Свет от пламени свечей мерцал на его великолепном теле, обрисовывая резкий рельеф перекатывающихся мускулов. Лоснящаяся кожа бронзового цвета блестела, как только что вычищенная шкура призовых кабо.

— На самом деле ты не хочешь, чтобы я ушел, правда, Шаззад? — Он стоял так близко, что она чувствовала его тепло. Несмотря на свое роскошное тело, Шаззад была невысокой женщиной, и глаза ее приходились на одном уровне с его мускулистой грудью. Помимо сладкого запаха орехового масла, которым островитяне так любили умащивать свои тела, Шаззад ощущала его животный мускусный запах. Он был потрясающим мужчиной, и ее колени задрожали. Прозрачный пеньюар неожиданно сделался тяжелым, царапая набухшие соски.

— Нет, — сказала она, толком не понимая, что это означает.

Он подхватил королеву и поднял вверх, как будто ее массивное тело вдруг сделалось легким, как пух. Он закрыл ее рот своим, и она не поняла, его ли язык проник ей в рот, или наоборот, так они сплелись воедино. Ее руки обвили могучую шею, такую же жилистую, как у кабо, и она никак не могла прижаться к нему достаточно сильно.

Он поднял ее еще выше, и, что было просто невероятно, удерживал одной рукой, другой в это время срывая с Шаззад пеньюар, причем ткань в его руках казалась такой же невесомой, как крылышки крохотного насекомого. Разорванный в клочья наряд слетел с ее тела, и королева почувствовала такое облегчение, будто с нее сняли оковы. Она заставила себя открыть глаза, увидела его золотоволосую макушку, потом ее собственная голова откинулась назад, и она начала ловить воздух открытым ртом, потому что Гассем посасывал один из ее пульсирующих сосков. Он облизывал сосок языком, причиняя ей сладкую муку.

Шаззад стонала, а мучительное наслаждение продолжалось, кажется, бесконечно. Она не заметила, когда это произошло, но Гассем целовал уже ее другую грудь, потом влажные соски ощутили прохладу воздуха, он поднял ее еще выше, а губы его блуждали по нежной выпуклости ее живота. Его язык лениво проник в пупок, и пульсирующий трепет пронизал все тело королевы. Он поднял ее еще выше, выпрямив руки безо всякого усилия.

Ее руки покоились на его мощных плечах, сначала пальцы поглаживали их, потом впились в кожу, потому что Шаззад ощутила его губы между своих бедер. Его язык извлекал из нее наслаждение, как музыкант извлекает музыку из своего инструмента. Слезы наслаждения пролились у нее из глаз, когда она почти погибла на краю исступленного безудержного восторга, но тут Гассем остановился.

Он опустил Шаззад. Ей казалось, что конечности ее лишены силы, ум — парализован, она не могла больше мыслить, остались одни чувства. Она облизывала его лицо, язык пробегал по длинному шраму, потом по губам и зубам. Она лизала его шею грудь, его жесткий мускулистый живот, на языке оставался вкус масла, пота и самца. Ноги не держали ее, будто в теле не осталось костей, она упала на колени, пытаясь развязать обессилевшими руками его пояс, и чуть не зарыдала, потому что он не поддавался.

Гассем сам поднял руку к бедрам, пояс и одежда, которую он удерживал, упали на пол, и она ощутила у лица его напрягшуюся мужскую силу, он водил по ее губам своей плотью, слишком большой, чтобы она могла полностью охватить ее губами. Она обняла его, руки ее скользнули по ягодицам вниз, к его бедрам, и она попыталась доставить ему такое же наслаждение, какое он только что доставил ей.

Гассем наклонился, его ладони охватили мягкие округлости ее ягодиц, он поднимал Шаззад вверх и раздвигал ей ноги. Бедра ее распахнулись, она опрокинулась на спину, не в силах удержаться без его поддержки. Она смутно сообразила, что упала на постель. Гассем стоял, удерживая ее бедра на весу, она охватила его ногами, его большое тело, казалось, разрослось, нагнувшись над ней. Шаззад протянула руки, но не смогла дотянуться до него. Руки бессильно упали. Он сжал ее груди, мял их, крутил болезненно напрягшиеся соски. Она чувствовала такое напряжение, что, не достигни она в скором времени разрядки, оно точно свело бы ее с ума.

Легко изогнувшись в бедрах, Гассем вошел в нее, заполнил ее, и она закричала. Его тело склонилось над ней, он обеими руками держал ее голову. Королева обнимала дикаря, и казалось, что тело ее удерживается на весу. Он приподнялся над ней на вытянутых руках и начал вторгаться в нее снова и снова, почти полностью выходя из нее и вновь погружаясь, и каждый его ритмичный толчок заставлял ее выгибать спину дугой, груди подкатывались под подбородок и ей приходилось придерживать их. Шаззад превратилась в беспомощное существо, и могла только изгибаться, стонать и ощущать волны наслаждения, пронзающие ее от макушки до кончиков пальцев.

Его неослабевающая атака заставляла ее сдвигаться все дальше, и наконец она уперлась ногами в покрывало. Задыхаясь, Шаззад ощутила, что силы возвращаются к ней, и она может приподымать бедра навстречу его движениям. Оба они были покрыты потом; животы их с хлопком ударялись друг о друга, и этот звук почему-то возбуждал ее еще больше. Она чувствовала себя такой живой, какой не была многие годы, ощущала окончание каждого нерва, каждый дюйм ее тела пел от необыкновенных ощущений.

Со стоном откинула она голову на подушку, шея болезненно изогнулась, низ живота, как расплавленный жидкий металл, заполнило наслаждение и вдруг взорвалось во всем теле. Королева пронзительно закричала в исступленном восторге, одновременно сожалея, что все уже кончилось.

Шаззад на несколько мгновений потеряла сознание, не в силах выносить наслаждение такой силы. Когда она вновь пришла в себя, волны наслаждения продолжали проходить по ее телу, но теперь более нежные, и Гассем все еще нависал над ней, улыбаясь и продолжая двигаться внутри нее медленными, долгими толчками. Потрясенная и восхищенная, Шаззад почувствовала, что в ней вновь нарастает возбуждение. Их бедра неистово ударялись друг о друга. На этот раз, достигнув пика, она ощутила, что и он напрягся в ее объятиях. Гассем проник невероятно глубоко и остался там, пульсируя, и Шаззад услышала его долгий, почти животный стон.

Еще долго она трепетала и содрогалась, лежа под ним, сердце ее бешено колотилось, она тяжело дышала, и королеве показалось, что она уже никогда не сможет вдохнуть достаточно воздуха. Ощущения были необыкновенными. Каждый дюйм ее тела саднил, даже губы распухли. Гассем медленно отодвинулся от нее, и она протестующе закричала, потому что не хотела его отпускать.

Она с трудом могла поверить в то, что чувствовало ее собственное тело; теперь ей казалось, что оно принадлежит кому-то другому, такими богатыми были эти ощущения. А Гассем возобновил свой земной, губительный танец жизни. Она обняла его и отдалась ему с радостью, очищенная от страха и сожалений, сознавая, что этот мужчина вновь сделал ее своей рабыней и что она в восторге от этого.