визиты Эрикссона в любое время суток были непродолжительными. Случалось, он забегал на чашечку кофе, присоединялся к обеду или ужину, а то и выпивал рюмочку, чтобы не обидеть хозяев, но потом становился молчалив, его обуревало непонятное беспокойство, он словно прислушивался к чему-то и вскоре откланивался. Когда он появлялся, хозяева бросали все свои дела, в эти минуты существовал только Эрикссон. Все смотрели на него не отрываясь, ловили каждое слово, а когда он уходил, так и не сказав ничего существенного, оставалось только гадать о том несказанном, что Эрикссон уносил с собой.

Проходя мимо их дома на рассвете, он мог забросить по дороге подарок: маленького лосося или несколько тушек трески, кустик дикой розы с корнями в земле, обернутыми бумажным пакетом, или дверную табличку с каюты капитана, красивую коробку или пару поплавков, надписанных чьей-то рукой. Многие из этих подарков оборачивались потом тривиальными деньгами — пожалуй, это была единственная возможность оценить идеи Эрикссона. Таким образом, на них можно было, например, купить бензин и прокатиться на лодке.

София любила Эрикссона. Он никогда не спрашивал, чем она увлекается или сколько ей лет. Эрикссон здоровался с ней так же серьезно, как с другими, и прощался с легким поклоном и без снисходительной улыбки. Они всегда провожали гостя до берега. Его большую старую лодку было нелегко стронуть с места, но уж если она плыла, так плыла. Эрикссон не слишком заботился о ней, в трюме всегда стояла вода с разводами бензина, а обшивка потрескалась. Но инструмент был в порядке. Рыбу он жарил прямо на горячем моторе, а спал в мешке из тюленьей кожи, сшитом еще его дедом. На дне лодки валялись комья земли, листья фукуса, песок и рыбьи кости, на корме аккуратно лежали рыболовные снасти и ружье, но только Господу Богу было известно, что хранилось в коробках и мешках внизу, в трюме. Эрикссон сворачивал трос и резким движением заводил мотор. Тот радостно тарахтел, привыкший к такому обращению, и Эрикссон отплывал от берега, даже не махнув рукой на прощанье. Названия у его лодки не было.

В это лето, незадолго до солнцеворота, Эрикссон приплыл на остров и затащил на гору ящик. Он сказал:

— Тут всякие штуки для фейерверка, которые я получил в придачу. Если вы не против, я бы приехал в канун Иванова дня, чтобы посмотреть, загорятся они или нет.

Он сказал это, не выключив мотор, потом дал задний ход и скрылся из виду. Промокший ящик пододвинули ближе к печке.

Праздник летнего солнцеворота, таким образом, обещал быть еще торжественней, чем обычно. Бабушка натерла печь ваксой и выкрасила дверцы серебряной краской. Были вымыты все окна и постираны занавески. Разумеется, никто не рассчитывал, что Эрикссон обратит на это внимание — он никогда ничего не замечал вокруг себя, когда входил в дом. И все же они навели порядок перед его приходом. Накануне съездили на соседние острова, чтобы наломать березовых и рябиновых веток и собрать ландыши. Над островами летали тучи комаров и мошек. Они стряхнули на берегу насекомых с веток и поехали домой. Весь дом, внутри и снаружи, был в зелени и белых цветах, ветки березы стояли в банках с водой. В июне почти все цветет белым цветом.

Бабушка спросила, не пригласить ли на праздник родственников, но все сомневались, что это будет уместно. Эрикссон всегда приходил один и сидел ровно столько, сколько считал нужным.

Утром накануне праздника с севера подул сильный ветер, потом пошел дождь. На берегу, над местом для костра, папа натянул брезент. Но его тут же сдуло в море. На всякий случай папа налил в бутылку бензина и поставил ее в угол — позор, если костер не загорится. День тянулся, а ветер все не стихал. Папа работал за своим столом. Пусковое устройство для фейерверка Эрикссона стояло на веранде, нацелив в небо свои ракетницы.

Стол накрыли на четверых. На обед была сельдь, свиные котлеты с картофелем и зеленью. На десерт груши.

— Он не ест десерт, — нервничала София. — И зелень не ест, он говорит, что это все равно что трава. Ты же знаешь.

— Да-да, — согласилась бабушка. — Но с зеленью красивее.

В подполе стояла водка. Запаслись молоком. Эрикссон выпивал не больше одной рюмки спиртного, в крайнем случае две, но зато любил молоко.

— Убери салфетки, — сказала София. — Это глупо.

Бабушка убрала со стола салфетки.

Ветер не стихал, дул так же пронзительно, но и не усиливался. Временами лил дождь. Ласточки кричали, снуя над мысом, день клонился к вечеру.

Во времена моего детства, подумала бабушка, погода на праздник летнего солнцеворота была другой. Ни малейшего ветерка. Сад стоял весь в цвету, и ставился специальный шест, украшенный венками, с флажком наверху. Даже хотелось, чтобы подул ветерок. А костров не было. Почему-то у нас не было костров…

Бабушка легла на кровать и стала смотреть вверх на листву берез и незаметно для себя заснула.

Проснулась она от чьего-то крика, дверь хлопнула, но в темной комнате ничего не было видно — обычно в ночь на праздник солнцеворота лампу не зажигали. Бабушка вскочила — наверно, Эрикссон приехал.

— Скорее, — крикнула София. — Он не хочет есть! Мы едем вылавливать бутылки. Нужно тепло одеться, мы ужасно торопимся!

Спотыкаясь в темноте, бабушка разыскала свою кофту, натянула теплые брюки, взяла палку и в последний момент сунула лекарство в карман. Остальные уже нетерпеливо ждали ее, и было слышно тарахтенье лодки Эрикссона внизу, в гавани. Во дворе было светлее, ветер сменился на западный и принес с собой моросящий дождь, от которого бабушка окончательно проснулась.

Она спустилась на берег и залезла в лодку. Эрикссон не поздоровался, он пристально всматривался в море и не проронил ни слова. Бабушка села на палубу. Внизу, под лодкой, море то поднималось, то опускалось, а вдоль побережья, к северу, уже зажглись первые праздничные костры. Их было немного, они едва поблескивали сквозь туман.

Эрикссон взял курс точно на юг, к шхере Уттер, по пути к нему присоединялись другие лодки, все новые и новые, они появлялись из сумерек как призраки. На серой поверхности моря покачивались ящики с красивыми круглыми бутылками; почти целиком погрузившись в воду, ящики были едва заметны в темноте. Лодки то стремительно набирали ход, то резко тормозили, приблизившись к ящикам, и кружили вокруг них. Каждое движение было рассчитано, как в танце. Морской патруль тоже был здесь на своем катере с мощным мотором и вместе со всеми вылавливал бутылки. Все лодки побережья вышли в море, чтобы участвовать в этом состязании. Эрикссон стоял у штурвала, а папа Софии, перегнувшись через борт, подхватывал бутылки, все быстрее и быстрее, папа с Эрикссоном не делали ни одного лишнего движения, не теряли ни секунды, работая так слаженно, что любо посмотреть. Бабушка глядела на них, вспоминая и сравнивая. Иванова ночь опустилась на Финский залив, по которому вовсю шло праздничное ликование. Далеко над материком на фоне серого неба вспыхнуло несколько одиночных ракет, словно огненные стрелы мечты. София к этому времени уже спала на нижней палубе.

Наконец все было выловлено, и пусть неизвестно, в добрых или злых руках оказалась добыча, но ничто не пропало даром. Под утро флот стал расщепляться на отдельные лодки, что медленно удалялись каждая к своей цели. К рассвету море опустело. Ветер стих. Дождь перестал. Ясное чудесное утро Иванова дня озарило своими красками небо. Было холодно. Когда Эрикссон причалил к острову, ласточки с криком поднялись, он не стал глушить мотор и сразу же отплыл, как только лодка освободилась.

Дома папа подумал, что надо было пригласить его к завтраку, но мысль эта лишь на мгновение мелькнула в его сознании. Он сделал всем бутерброды и вытащил ящик Эрикссона с фейерверком на веранду. Потом зарядил ракетницы. Первая ракета не вспыхнула, вторая тоже. Они промокли и не горели. Только самая последняя зажглась и рассыпалась на множество голубых звезд на фоне восходящего солнца. Ласточки снова встревоженно закричали, и праздник Ивановой ночи закончился.

Эрикссон на всякий случай снова держал курс на юг.

ПАЛАТКА

В юности бабушка Софии была вожатой скаутов, и, конечно, только благодаря ей многие маленькие девочки вступали тогда в скаутские отряды. До сих пор они не могли забыть те веселые времена и часто писали бабушке, вспоминая какой-нибудь случай или куплет из песни, которую они пели, сидя у

Вы читаете Летняя книга
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату