поедаем жареную сйинину, а другой раз куска хлеба не достанем. Все дело счастья.

– И мы никогда не знаем, когда подвернется счастье, вот хоть, например, вчера вечером. Целый день мы не добыли ничего. Не завтракали, не ужинали, – не ели ни крошки. Нашли в сорной куче несколько кочерыжек капусты, вот тебе и вся еда! Моулди уж рукой махнул. Говорит: «Пойдем под „Арки“ спать, что тут шляться!» А я говорю: «Попробуем еще немного; коли ничего не будет, пойдем». Только что я это сказал, вдруг, слышим, кто-то кричит: «Эй!» Видим, стоит какой-то джентльмен, хочет нанять карету. Моулди побежал, привел ему карету, джентльмен дал ему шесть пенсов да извозчик один пенс.

Вот мы и разбогатели: пять пенсов проели, а за два сходили в театр. Мы часто бываем в театре. А ты когда-нибудь видел представление, Смитфилд?

– Я видел только в балагане.

– О, это совсем не то! Мы ходим в настоящий театр, где дают славные пьесы: «Капитан-вампир», «Смерть разбойника», «Пират пустыни», «Окровавленный бандит»…

В это время мы вышли на набережную. Там было очень тихо, на часах только что пробило пять.

Моулди остановил нас.

– Слушай, – сказал он мне. – Прежде чем идти дальше, ты должен решить, пойдешь ты вниз к реке или в Ковентгарден со мной и Рипстоном?

– Да я бы лучше с вами пошел, если бы вы позволили.

– Чего тут позволять! Всякий может идти, куда хочет! Ты, главное, придумай, за какую работу ты возьмешься.

– Я не знаю никакой работы. Я совсем один, я не знаю, за что взяться, – отвечал я. – Я бы хотел идти с вами, чтобы вы меня научили!

– Да ты как хочешь? – спросил Рипстон. – Работать сам по себе или идти с нами в долю?

– Я бы лучше хотел идти к вам в долю, – с радостью ухватился я за это выгодное предложение.

– Ну, хорошо, так ты и во всем должен быть с нами в доле, – сказал Рипстон. – С нами и работать, и есть, и жить!

– Конечно.

– Значит, ты пойдешь с нами и будешь делать то же, что мы? – сказал Моулди.

– Все, что найдешь, все что получишь, все будешь отдавать нам, ничего не истратишь без нас?

– Никогда! Я знаю, что это нехорошо.

– И если тебя поймает полиция, ты не выдашь нас, чтобы самому вывернуться из беды?

– Ладно! Не выдам!

Я на все соглашался, хотя не вполне понимал, чего от меня требовали.

– Ты будешь нам верным товарищем, не струсишь, не изменишь?

– Никогда!

– Ну, так по рукам! Мы товарищи. Пойдем и примемся сейчас же за работу.

Судьба моя была решена. Целый день и целую ночь меня не было дома, теперь я и думать не смел о возвращении домой. Кроме того, жизнь, которую вели мои новые товарищи, казалась мне гораздо приятнее моей домашней жизни: их никто не бил, они делали, что хотели, ели иногда свинину, которой мне никогда не давала миссис Берк, и даже ходили в театр. Эти мысли занимали меня, пока мы дошли до Ковентгардена, Мы не вошли в крытую часть базара, а стали ходить по окраинам, где нагружались тележки и тачки. Мы долго ходили таким образом, и я уже хотел спросить, когда же начнется наша работа, как вдруг Рипстон отбежал от нас и кинулся к человеку, стоявшему с поднятым пальцем подле груды салата.

– Куда он пошел? – спросил я.

– На работу, – объяснил мне Моулди. – Ты видел этого человека, что стоял с поднятым пальцем? Это значит – ему нужен был мальчик. Eсли бы он поднял два пальца, – значит, работа для взрослого. Рипстонова работа даст нам кофе. Если мы с тобой что-нибудь добудем, мы купим булок, а то кофе без булки – плохой завтрак. Ты смотри в оба, Смитфилд!

Я смотрел во все стороны, но никто не поднимал пальца.

Минут через двадцать мы подошли к кофейной, недалеко от базара. Туда же пришел и Рипстон. Он заработал полтора пенса, и мы решили, не ожидая, пока добудем себе на хлеб, тотчас же напиться кофе. В кофейной нам дали по чашке слабого, но очень горячего кофе. Выпив его, мы почувствовали себя гораздо бодрее и пошли опять искать работы.

Наши поиски на этот раз оказались неудачными. Мы исходили овощной рынок вдоль и поперек, мы побывали во всех закоулках фруктового базара, но работы себе не нашли никакой. Я не унывал, видя, что Рипстон и Моулди спокойно и весело прохаживаются взад и вперед, нимало не огорчаясь нашим несчастием. Часов в десять утра мы оставили базар и пошли глухими улицами и задворками к Дрюри- Лейну.

– Ну, что, Смитфилд? – спросил у меня Моулди. – Нравится тебе быть с нами в доле?

– Нравится, – отвечал я, – только жалко, что сегодня у нас было так мало удачи.

– Ну, не особенно мало, – заметил Рипстон. – Тебе, кажется, Смитфилд, было очень хорошо?

Я принял это за шутку и отвечал смеясь:

– Конечно, мне везде хорошо! Так же, как и вам!

Весело и беззаботно шли мы по улице до входа в какой-то грязный переулок. Здесь товарищи мои остановились.

– Ну, Смитфилд, – сказал Моулди, – выкладывай!

– Что такое выкладывать? – с удивлением спросил я.

– Э, да все, что у тебя есть! – сказал Рипстон. – Тот старик, с которым мы ведем дела, живет здесь.

Я решительно не понимал, чего хотели от меня мои товарищи.

Моулди принялся обыскивать меня и обшарил все мои карманы. Когда он убедился, что они пусты, лицо его выразило сильнейшую ярость.

– Вот так товарищ у нас! – вскричал он, обращаясь к Рипстону. – Славный товарищ, нечего сказать!

– Да в чем дело? – спросил Рипстон.

– У него нет ничего, решительно ничего. Хоть бы какая дрянная луковица!

– И это ты называешь быть нашим товарищем? – с укором спросил у меня Рипстон. – Хорош гусь, нечего сказать!

– Что же мне было делать, – оправдывался я, – если я нигде не мог найти работы? Ведь вы знали, что денег у меня нет. Да если бы и были, я скорей купил бы себе хлеба, чем луку!

Я никогда в жизни не видал лица, сердитее того, с каким обратился ко мне Моулди, выслушав мои объяснения. Гнев его был так силен, что он не мог произнести ни слова.

Рипстон засмеялся.

– Ну, не злись так, Моулди, – сказал он. – Смитфилд еще глуп. Смотри сюда, Смитфилд!

С этими словами он вынул из кармана своей куртки семь отличных яблок. Затем показал мне карманы своих штанов. Карманы были полны орехов.

– Зачем же это ты купил столько яблок и орехов? – спросил я.

– Зачем? Чтобы перепродать их. Я ведь торгую ими.

– Да когда же ты покупал? Я не видел…

– И тот торговец, у которого я покупал, тоже не видел: он в это время занимался с другими покупателями, и я не хотел отрывать его от дела. Понимаешь?

Я начинал понимать, и мне становилось страшно.

Я боялся даже высказать свои догадки, чтобы не вышло какогонибудь недоразумения.

– Э, что с ним толковать! – вскричал Моулди. – Он не понимает твоих намеков. Смотри сюда, Смитфилд! Видишь эти яблоки и орехи, которые добыл Рипстон? Ну, он стащил, украл их! Понимаешь? Теперь смотри сюда! Вот это украл я, и очень жалко, что мне не удалось стащить побольше. Теперь мы идем в этот переулок продавать украденное нами. Получим деньги и купим себе съестного.

Грубое признание Моулди поразило меня.

– Ну, чего же хныкать? – насмешливо вскричал он. – Неужели ты воображал, что мы благородные, благонравные, благочестивые мальчики?

– У тебя есть семья, – сказал Рипстон, – ты можешь вернуться домой, когда хочешь. Ты ведь не обязан