Германские народы освоили строительство морских судов и морскую навигацию для плавания на своем внутреннем Балтийском море. Естественно, что они возглавили это дело и дали свое название крепости, в которой работали. Время основания крепости Самбатас должно было предшествовать началу совместных морских походов боранов и готов, то есть приходится примерно на 250 год.
Очевидно, впоследствии, особенно после ухода готов под ударами гуннов в Западную Европу, дело строительства морских судов перешло в руки славян, но название, ранее данное крепости, осталось. И по традиции, владелец крепости получал имя-титул Самбатас, независимо от его собственного имени. Вероятно, он ведал не только верфью, но и организацией торговых караванов и, возможно, их охраной в пути, что делало его весьма значительным лицом, того же уровня, что и владелец перевоза — Кий.
Поэтому неудивительно, что, судя по надписи на надгробной плите, найденной под Константинополем, — «Хильбудий сын Самбатаса», Хильбудий, который, по мнению академика Б. А. Рыбакова, является историческим прототипом Кия, и Самбатас оказались ближайшими родственниками. Из этого сообщения также следует, что Киев не ограничивался пассивной ролью торгового центра, лежащего на перекрестке дорог, а был еще центром морского судостроения и организатором торговых караванов, направляющихся в отдаленные края.
Что же касается «готских красных дев», которые упоминаются в «Слове о Полку Игореве», то, как утверждает Степан Пушик, никакого отношения к готам они не имеют [14]. По его мнению, речь в «Слове» идет о «гатских красных девах» — так русины называют русалок (по-видимому, потому, что излюбленным местом русалочьих посиделок являются гати).
Однако почему они, «звеня русским золотом, воспевают время бусово»? Русалки, надо полагать, как и их земные сестры, были неравнодушны к украшениям, особенно золотым. Во времена торговых караванов при гибели судов, например, в сражениях с пиратами, золото просыпалось в воду и доставалось русалкам. К тому же привела и авантюра Игоря, «потопившего богатство на дне Каялы — реки половецкой, просыпав русского золота» [15,67]. Это и напомнило русалкам «время бусово», время торговых корабельных караванов, дружной и изобильной жизни славянских племен, которую нарушило гуннское нашествие и которой положило конец нашествие аваров.
П. Й. Шафарик считал, что «некогда, задолго до призвания варягов, в странах между Понтом и Бельтом (между Черным и Балтийским морями) была несравненно большая населенность, образованность и общественность, нежели как думали прежние ученые» [16, разд. 4, п. 1].
В XIX веке во время строительных работ, рытья котлованов, которое в то время выполнялось вручную, на территории Киева были найдены многие тысячи римских монет, датированных II в. до н. э. — IV в. н. э. Они ходили по рукам, продавались в мелких лавочках, коллекционировались гимназистами и утрачивались для науки. Тем не менее несколько тысяч находок зафиксировано археологами. Сведения о них приводит М. Ю. Брайчевский в популярной книге «Когда и как возник Киев» [1, 31– 52].
Академик Б. А. Рыбаков в своей работе «Город Кия» пишет: «Историческое значение многочисленных киевских монетных находок значительно шире, чем только констатация торговых связей этого участка Поднепровья с Римской империей. Если мы взглянем на общую карту монетных находок римского времени в Восточной Европе, то увидим, что место будущего Киева — самая северная точка массовых нумизматических находок. Следовательно, здесь кончались какие-то южные торговые пути, здесь, очевидно, велся широкий торг с более северными племенами, здесь среди «бора великого», вдали от опасных степняков укрывали полученные от римлян сокровища.
Другими словами, место будущего Киева (носившее тогда, разумеется, какое-то иное имя) уже в первые века нашей эры выделилось из среды других, стало отметной точкой на карте Восточной Европы».
Сказанное выше дает основание искать Киев среди шести городов, которые, по данным греческого географа II в. Клавдия Птолемея, были расположены вдоль реки Борисфен и имели следующие координаты (долготу и широту): Азагарий (56° — 50°40′), Амадока (56° — 50°30′), Сар (56° — 50°15′), Серим (57° — 50°), Метрополь (56°30′ — 49°30′), Ольвия, или Борисфен (57° — 49°) [17, 319]. На широте Киева оказывается город Амадока. Казалось бы, вопрос решен. Тем не менее, большинство исследователей отказывается отождествлять Амадоку с Киевом по различным причинам. Одни не доверяют указанным Птолемеем координатам из-за того, что Ольвия, положение которой достоверно известно, и географические пункты, координаты которых были привязаны к Ольвии, у Птолемея смещены на 2°18′ к северу от истинного положения. В связи с этим одни ищут указанные города в районе Запорожья, другие, по непонятной логике, в районе Смоленска. Третьи считают, что если Амадока и располагалась на месте Киева, то никак с ним не связана исторически, о чем, по их мнению, свидетельствует ее неславянское название.
По нашему мнению, все они излишне скептичны. Начнем с первых. Древние не располагали средствами точного измерения абсолютного времени и потому не могли точно определять долготу. Они делали это косвенно, по измерению расстояния. Но широту они умели измерять с высокой точностью (до нескольких угловых минут) как прямым способом с помощью астролябии (по углу, под которым видна, например, Полярная звезда), так и косвенно по соотношению длин тени гномона или длительностей дней и ночей во время летнего и зимнего солнцестояний.
Одним из подтверждений сведений Птолемея о местоположении четырех северных городов является то, что в указанных им местах действительно находились значительные поселения соответствующего времени. И то, что их расположение в точности повторяет траекторию русла Днепра, характерную исключительно для данного участка.
На месте Азагария (район Старых Петривцев, Лютежа) узким выступом оканчивается Приднепровская возвышенность, а за ней в долине Ирпенской поймы, в «зарубинецкое» время находился город, который специализировался на производстве железа из болотной руды. Кстати, название города
Следующий город Амадока, как уже говорилось, приходится на территорию Киева, где на участке от Оболони до Печерска, обнаружено 14 поселений Зарубинецкой культуры, а вероятнее, 14 микрорайонов одного города, который в пору своего расцвета в III–IV веках превосходил Киев IX–XIII веков как по занимаемой площади, так, вероятно, по численности населения и его богатству. Координата 50°30′, приходится на Куреневку, но с учетом вероятной погрешности в +3' (или +5,5 км), может быть отнесена и к центру этого гнезда поселений, объединенного двумя кладбищами и одним названием — Амадока.
На широте города Сар расположено известное Ходосовское городище, площадью 1,5 гектара, и прилегающее к нему место в 2000 гектаров, охваченное валом длиною 12 км. Существовало оно в течение длительного периода, начиная от скифского и кончая древнерусским. Сар — означает царь, голова. Однако едва ли здесь могла находиться столица. Скорее, это название произошло от формы холма, на котором располагалось поселение.
Следующий город Серим. На его широте (50°) расположено село, от которого получила название Зарубинецкая культура, распространенная в Среднем Поднепровье со II в. до н. э. по IV в. н. э., и древнее городище, которое местные жители называют: Сурмы, Трубы, Зарубы [18]. Первое название очень напоминает Серим. Если до города Серим течение Днепра (в старом русле, проходившем под горами) имело направление с Севера на Юг, то на его широте Днепр уходит на целый градус на восток. Это отражено в сведениях Птолемея и подтверждает их справедливость.
Наконец, о возможной причине ошибки Птолемея в указании широты Ольвии и связанных с ней мест. Известно, что в середине I в. до н. э. Ольвия была полностью уничтожена гетами [19]. Ольвиополиты бежали (вероятно, вдоль р. Ингул) на север, где основали новую Ольвию.
Видимо, тогда ольвиополиты посетили своих северных соседей и определили координаты их городов. Через несколько лет переселенцы, или часть из них, по просьбе скифов вернулась, привезя с собой данные о местоположении этих городов и новой Ольвии, которая, судя по координатам, располагалась примерно на 25 км к югу от г. Смелы.
Очевидно, Птолемей, воспользовавшись этими данными, принял координаты новой Ольвии за уточненные координаты старой и внес соответствующие поправки в ее координаты и координаты Причерноморских мест, привязывавшихся к ней. Если дело обстояло так, то первые зафиксированные
