Он потянулся вперед и вынул из пальцев Келси смятый бумажный стаканчик.

– Насколько мне известно, только один человек связывал вашего отца с тем, что случилось той ночью в «Трех ивах». Это частный детектив Чарльз Руни.

Что-то было не так.

Гейб понял это сразу же, как только Келси пришла к нему после наступления темноты и заявила, что ей хочется побыть с ним. Он и рад был поверить, что все действительно так просто и что дело только в этом, но не мог.

Взгляд Келси был устремлен куда-то в пространство, улыбка казалась противоестественной, а в каждом движении угадывалось напряжение. Даже ее страсть, неизменно дарившая ему восторг, казалась слишком исступленной. Келси отдавалась сексу с неистовым пылом, который, однако, никак не мог замаскировать ее отчаяния.

Она словно пыталась загнать себя, измотать до последней степени и очиститься, спастись от чего-то, что не давало ей покоя. Гейб откликался на ее ласки и движения, и вроде бы все шло как надо, но теперь, чувствуя рядом ее неподвижное, но все еще напряженное тело и прислушиваясь к протянувшейся между ними тишине, Гейб подумал, что ни один из них не был полностью удовлетворен и не достиг полной разрядки.

– Ты готова, дружок? – спросил он. Келси завертела головой, выискивая на простыне местечко попрохладнее, чтобы прижаться к нему щекой.

– Готова к чему?

– Рассказать мне, что тебя тревожит.

– Почему что-то должно меня тревожить? – Ее голос показался Гейбу усталым, бесцветным. – Ничего меня не тревожит. Просто мне иногда вспоминается, что человек, которого я знала и по-своему любила, покончил с собой всего несколько дней назад.

– Это не из-за Рено. Я чувствую, что-то тебя гложет.

Келси перевернулась на спину и уставилась на темный прозрачный люк в потолке. Сегодня нет луны, подумала она. Тучи закрыли ее, словно дым. Так порой ничтожная малость способна скрыть нечто большое, даже огромное.

– Рено любил своего отца, – начала она. – Он даже не знал его, но все равно любил. И верил в него. Все, что бы ни делал Рено, – все вращалось вокруг этого: вокруг слепой, нерассуждающей веры и такой же слепой любви…

Она вздохнула.

– И когда Рено понял, что отец не оправдал его веры, он не смог жить с этим дальше.

Она беспокойно пошевелилась, и в темноте шорох трущейся о простыни кожи прозвучал как вздох.

– Было бы куда лучше, если бы он не думал об этом. Для всех лучше. Нужно было не ворошить старое, а оставить все как есть. Что можно доказать, оглядываясь на прошлое? И что можно изменить?

– Все зависит от того, – ответил Гейб, – насколько сильно тебе самому хочется оглянуться. И от того, что ты там обнаружишь, в этом прошлом…

Он несколько раз пропустил ее шелковистые волосы между пальцами.

– Это ведь касается тебя, верно? Тебя и Наоми?

– Мама считает, что все закончилось. Почему же я не могу так думать? Время нельзя повернуть вспять, как нельзя вернуть те годы, которые она потеряла. Которые мы обе потеряли. Пусть она убила этого Бредли – мне следовало бы принять это как данность. Я не должна допускать, чтобы это так много для меня значило.

Келси снова пошевелилась, потом села, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками. В этом движении было столько незащищенности и одиночества, что Гейб почувствовал, как его сердце буквально разрывается пополам.

– Тогда забудь об этом.

– Забыть… – повторила Келси. – Это не так просто. В конце концов, какое бы зло она ни совершила, каких бы ошибок ни наделала, она заплатила за это. Я совсем не помню ее тогдашнюю и не могу понять сейчас. Что же заставляет меня считать, что я сумею во всем разобраться, если вернусь на двадцать шесть лет назад? И должна ли я пытаться вернуться? Наоми счастлива, мой отец – тоже, и никто из них не поблагодарил бы меня за то, что я снова роюсь в их прошлом. Я не имею права бередить их с таким трудом зарубцевавшиеся раны ради своего упрямого желания знать правду, ради своей дурацкой жажды справедливости.

Она крепко зажмурилась и уперлась лбом в колени.

– Правда и справедливость – они ведь не всегда одни и те же?

– Они должны быть неизменны. И одна из самых замечательных черт твоего характера – это стремление к тому, чтобы они оставались таковыми всегда. – Гейб легко коснулся ее плеч и, почувствовав под кожей напряженные, свившиеся в узлы мускулы, начал осторожно их разминать. – Но почему ты снова задумалась обо всем этом?

Келси глубоко вздохнула и рассказала ему о своей поездке к Типтону. Гейб слушал не перебивая и изо всех сил старался совладать с собственным раздражением, вызванным тем, что она опять поехала к капитану без него.

– И теперь тебя тревожит, что твой отец был каким-то образом причастен ко всему этому?

– Он не мог так поступить! – Келси резким движением вскинула голову, и в темноте глаза ее сверкнули гневом и мольбой. – Просто не мог, Гейб! Ты же совсем его не знаешь.

– Не знаю, – согласился Гейб. Злясь на себя, он чуть-чуть отодвинулся от нее и взял сигару с ночного