молчало. Потому что они оба знали ответ.

Полковник Роллан вызвал к себе мотоциклиста-посыльного. Попросил принести в кабинет яичницу, рогалики, масло и кофе, на этот раз большую чашку с молоком, а также две таблетки аспирина, чтобы снять головную боль от бессонной ночи. Он отдал посыльному запечатанный конверт, приказав отвезти его по указанному адресу. Намазал рогалик маслом, съел его вместе с яичницей и с чашкой кофе подошел к окну, обращенному к центру Парижа. Вдали он мог различить шпили Нотр-Дам и, в жарком утреннем мареве, повисшем над Сеной, вершину Эйфелевой башни. Рабочий день, 11 августа, уже вступил в свои права, часы показывали начало десятого, и многие, возможно, успели ругнуть мотоциклиста в черном комбинезоне, в реве сирены лавирующего между автомобилями. Мчался он в Министерство внутренних дел.

Удастся ли предотвратить угрозу, о которой говорится в депеше, лежащей сейчас в кармане мотоциклиста? — думал полковник Роллан. От этого будет зависеть, сохранит ли он работу, с которой собирался уйти на пенсию в конце года.

Тем же утром, но чуть позже министр внутренних дел Франции сидел за своим столом и мрачно обозревал в окно залитый солнцем круглый двор и украшенные гербами Франции кованые ворота, выходящие на площадь Бово, куда вливались потоки транспорта с Фобур Сен-Оноре и проспекта Мариньи и обтекали полицейского, регулирующего их движение с возвышения в центре площади.

С двух других магистралей, проспекта Миромениль и улицы Соссэ, машины врывались на площадь по свистку регулировщика, пересекали ее и исчезали среди домов. А он, казалось, играл с пятью транспортными потоками, как матадор играет с быком, спокойно, уверенно, с достоинством и мастерством. Роже Фрей завидовал решительности, с которой регулировщик выполнял порученное ему дело.

У ворот министерства два жандарма также наблюдали, как их коллега в центре площади ловко управляется с полчищами машин. За их спинами висели автоматы, и они смотрели на мир сквозь решетку двойных ворот, защищенные от потусторонней суеты, уверенные в том, что жалованье, карьера, место работы под теплым августовским солнцем всегда останутся при них. Министр завидовал и им, простоте их жизни и незатейливости честолюбивых замыслов.

Шуршание переворачиваемой страницы заставило его повернуться лицом к столу. Мужчина, сидящий перед ним, почтительно положил папку на стол. Оба молча смотрели друг на друга, тишину нарушало лишь тиканье часов на каминной полке напротив двери да приглушенный шум транспорта на площади Бово.

— Так что вы об этом думаете?

Комиссар Жак Дюкре, возглавляющий службу личной охраны президента Франции, считался одним из лучших экспертов в вопросах безопасности, особенно в защите от покушений. По праву занимал он этот пост, и не случайно все шесть попыток убить президента Франции провалились: либо покушение оканчивалось неудачей, либо его удавалось предотвратить на стадии подготовки.

— Роллан прав, — голос Дюкре звучал ровно, бесстрастно, уверенно. — Если написанное им верно, этот план исключительно опасен. Все архивы правоохранительных служб Франции, вся сеть агентов и осведомителей, внедренных в ОАС, бессильны перед иностранцем, человеком со стороны, работающим в одиночку, без помощников. А если он еще и профессионал… Как и указал Роллан, — Дюкре вновь взял папку, открыл последнюю страницу и прочел вслух: — «…план представляет собой наиболее опасную идею, выношенную террористами в стремлении уничтожить президента Франции».

Роже Фрей пробежался пальцами по серо-стальным коротко стриженным волосам и вновь повернулся к окну. Министр был не из тех, кто легко впадает в панику, но утром 11 августа он перепугался не на шутку. Долгие годы являясь убежденным сторонником Шарля де Голля, он частенько удачно скрывал под внешней интеллигентностью и любезностью твердость характера, приведшую его в министерское кресло. Яркие синие глаза, способные не только лучиться теплом, но и метать ледяные молнии, широкие плечи и грудь, красивое, но жестокое лицо, притягивающее восхищенные взгляды женщин, жаждущих близости с власть имущими, не были просто фасадом.

В былые годы, когда голлисты боролись с американской неприязнью, английским безразличием, честолюбием приверженцев генерала Жиро, нетерпимостью коммунистов, он не прятался за чужие спины, всегда находясь на передней линии огня. В конце концов им удалось победить, и дважды за восемнадцать лет человек, за которым они шли, занимал высший пост во Франции. В последние два года развернулось новое сражение, на этот раз с теми, кто дважды возвращал генерала к власти, — с армией. Лишь несколько минут назад министр полагал, что битва подходит к концу, а враг разбит и обессилен.

Теперь он знал, что борьба не закончена. Тощий фанатик в Риме придумал коварный план, и смерть одного человека могла привести к разрушению всего здания. В некоторых странах государственные институты обладали достаточной стабильностью, чтобы пережить смерть президента или отречение короля от престола. Это подтвердила Англия двадцать восемь лет назад и Америка в конце этого 1963 года. Но Роже Фрей здраво судил о текущем состоянии государственной машины Франции. Смерть президента, он в этом не сомневался, стала бы прологом к путчу и гражданской войне.

— Что ж, — он все еще смотрел на залитый солнцем двор, — ему нужно сказать.

Полицейский промолчал. Одно из преимуществ специалиста состоит в том, что он должен заниматься своим делом, перекладывая принятие решений на плечи тех, кому за это платят. В добровольцы он не рвался. Во всяком случае, в этой ситуации. Министр снова развернул кресло.

— Хорошо. Благодарю, комиссар. Тогда я попытаюсь сегодня же встретиться с президентом и ввести его в курс дела. — В голосе слышалась решительность. Пришло время действовать. — Я думаю, мне не нужно просить вас никому не говорить о нашей беседе, пока мне не представится возможность обсудить создавшееся положение с президентом. А он решит, как нам поступить.

Комиссар Дюкре встал и вышел из кабинета, спустился вниз, вышел из ворот и через сотню метров свернул в другие ворота Елисейского дворца. Оставшись один, министр пододвинул к себе папку и еще раз перечитал донесение начальника Отдела противодействия. Он не сомневался в правильности вывода Роллана, да и Дюкре присоединился к мнению полковника. Опасность налицо, серьезная опасность, избежать ее не представлялось возможным, следовательно, президент должен знать о готовящемся покушении на его жизнь.

Неохотно нажал он кнопку на аппарате внутренней связи и сказал в тут же зажужжавший микрофон: «Соедините меня с Елисейским дворцом».

Минуту спустя зазвонил красный телефон. Министр снял трубку, подождал.

— Господина Фоккара, пожалуйста. — Еще пауза, и на другом конце провода послышался обманчиво приторный голос одного из самых могущественных людей Франции.

Роже Фрей коротко объяснил, что ему нужно и почему.

— Как можно скорее, Жак… Да, я понимаю, что вы должны посмотреть, какой у него распорядок дня. Я подожду. Пожалуйста, сразу же перезвоните мне.

Фоккар позвонил через сорок минут. Фрея ждали в четыре часа, сразу же после полуденного отдыха президента. Министр хотел было запротестовать, ибо дело с которым он шел к президенту, не терпело отлагательств, но передумал. Как и все приближенные президента, он знал, что перечить сладкоголосому личному помощнику де Голля нежелательно. Как-никак, он в любой момент имел доступ к президенту Франции, а кроме того, вел специальную картотеку, в которую собирал информацию о многих высокопоставленных чиновниках, в том числе и компрометирующую, которая в нужный ему момент могла оказаться на столе президента.

В тот же день, без двадцати четыре, Шакал вышел из ресторана «Каннингэм» на Керзон-стрит после отменного, хотя и очень дорогого ленча. Фирменным знаком ресторана считались блюда из морских моллюсков и крабов, и в их приготовлении тамошние повара не знали равных. В конце концов, размышлял Шакал, сворачивая на Саут Одли-стрит, когда я еще вернусь в столицу, так что у меня есть повод пошиковать.