Шакал с восхищением слушал фотографа, хотя, как обычно, на его лице не отражалось никаких эмоций. Второй раз за день он встречался с профессионалом, досконально знающим свое дело. После выполнения работы нужно поблагодарить Луи, напомнил он себе.

— Полагаю, что да, — осторожно ответил он.

— Два или три кусочка кордита, пережеванные и проглоченные, через двадцать пять-тридцать минут вызовут тошноту, дискомфорт, но ничуть не вредны для организма. Кожа тут же сереет, на лице выступает пот. Мы использовали этот трюк в армии, чтобы сказаться больными и избежать длинных и утомительных маршей.

— Благодарю за информацию. Но вернемся к документам. Вы сможете изготовить их вовремя?

— С технической точки зрения вне всяких сомнений. Единственная загвоздка — достать второй французский документ. С этим надо спешить. Но я думаю, что в начале августа они будут готовы. Вы… э… упомянули о задатке, чтобы покрыть расходы…

Шакал вытащил из кармана пачку из двадцати пятифунтовых банкнот и протянул бельгийцу.

— Как я вас найду? — спросил он.

— Так же как и сегодня.

— Слишком рискованно. Человек, который связывался с вами, может уехать из города. Тогда мне не удастся вас найти.

Бельгиец задумался.

— Я буду ждать вас в баре, где мы встретились, с шести до семи вечера, в первые три дня августа. Если вы не появитесь, я буду считать, что сделка не состоялась.

Англичанин снял парик, вытер лицо полотенцем, смоченным в жидкости для удаления грима. Затем он надел галстук и пиджак и повернулся к бельгийцу.

— Я хочу прояснить некоторые аспекты наших отношений, — дружелюбие исчезло из его голоса, а глаза стали мрачными, как туман над Ла-Маншем. — Изготовив нужные мне документы, вы придете в бар, как и обещали. Вы вернете мне водительское удостоверение и листок, который вы вырвете из него. А также все негативы и фотоснимки, сделанные вами. Вы также забудете фамилии Даггэн и настоящего владельца водительского удостоверения. Фамилию на французских документах вы подберете сами, возьмите одну из самых распространенных во Франции. Отдав мне документы, вы забудете и ее. Вы никому не скажете об этом заказе. Нарушив хоть одно условие, вы умрете. Это понятно?

Несколько мгновений бельгиец, не мигая, смотрел на него. За время, проведенное в студии, он уже успел убедить себя, что англичанин — обычный клиент, который хочет водить автомобиль в Англии и по каким-то личным целям прикинуться стариком во Франции. Может, для того, чтобы контрабандой переправить наркотики или алмазы из тихого рыбного порта Бретани в Англию.

— Я вас понял, месье.

Выйдя на улицу, англичанин отошел на приличное расстояние от фотостудии, прежде чем поймал такси. В «Амиго» он приехал уже за полночь, заказал в номер холодного цыпленка и бутылку мозельского, поужинал, помыл голову, чтобы избавиться от последних остатков грима, и лег спать.

Утром следующего дня, 22 июля, он выписался из отеля и поездом «Брабант экспресс» отправился в Париж.

Тем же утром глава Отдела противодействия сидел за рабочим столом и изучал два листа бумаги, копии донесений агентов других подразделений СДЭКЭ. В верхнем углу каждого из них значился список начальников отделов, которым направлялась копия документа. Против его фамилии темнела маленькая галочка. Обе бумаги поступили в одно утро и при нормальном положении дел полковник Роллан мельком глянул бы на них, содержащаяся в документах информация осела бы в его необъятной памяти, а они сами ушла бы в разные дела. Но полковника заинтересовала фамилия, упомянутая в донесениях.

Первое содержало краткий обзор информации, полученной бюро R3 (Западная Европа) от постоянного резидента в Риме. В нем сообщалось, что Родин, Монклер и Кассон все еще сидят на верхнем этаже отеля и их по-прежнему охраняют восемь человек. Они ни разу не выходили из здания с тех пор, как поселились там 18 июня. R3 направило в Рим дополнительных агентов, чтобы держать отель под круглосуточным наблюдением. Инструкции из Парижа оставались неизменными: следить, но не предпринимать активных действий. У главарей ОАС, засевших в отеле, установился определенный порядок общения с внешним миром (см. депешу римского резидента R3 от 30 июня). Курьером являлся Виктор Ковальски.

Полковник Роллан раскрыл толстую папку, лежащую на столе справа от него, рядом с гильзой от 105 -миллиметрового снаряда, выполняющей роль пепельницы и до половины наполненной окурками. Его глаза пробежали депешу R3 от 30 июня, остановившись на искомом абзаце.

Каждый день, указывалось в нем, один из охранников покидал отель и отправлялся на главный почтамт Рима. Там одна из ячеек «до востребования» была зарезервирована на фамилию Пуатье. ОАС не взяла отдельный ящик с ключом, вероятно, из опасения, что его вскроют. Вся корреспонденция для главарей ОАС адресовалась Пуатье и оставлялась у дежурного клерка. Попытка агента R3 подкупить его провалилась. Клерк доложил начальству, и его заменил непосредственный руководитель. Существовала возможность досмотра почты Пуатье итальянской тайной полицией, но инструкции, полученные из Парижа, запрещали сотрудничество с итальянцами. Подкуп почтового клерка не удался, но продолжался поиск выхода на документацию оасовцев. Каждый день корреспонденция, поступающая ночью на почтамт, передавалась охраннику, в котором опознали Виктора Ковальски, в прошлом капрала Иностранного легиона, служившего в Индокитае под началом Родина. Ковальски предъявлял поддельные документы на фамилию Пуатье или письмо, подтверждающее его право на получение корреспонденции. Если Ковальски хотел отправить письма, он ждал у почтового ящика в главном зале, опускал их за пять минут до выемки почты, а затем дожидался, пока всю корреспонденцию, вынутую из ящика, не уносили на сортировку. Попытки вмешаться в процесс отправки или получения корреспонденции ОАС связаны с применением насилия, что запрещено Парижем. Иногда Ковальски звонит по междугородному телефону, но узнать номер, по которому он звонит, или подслушать разговор не удалось.

Полковник Роллан закрыл дело и взял второе из поступивших в то утро донесений. Полиция Метца сообщала о задержании в баре в ходе обычного рейда по проверке документов мужчины, который в завязавшейся драке чуть не убил двух полицейских. Позднее в полицейском участке по отпечаткам пальцев его опознали как дезертира Иностранного легиона, Шандора Ковача, венгра по национальности, покинувшего Будапешт в 1956 году. Как следовало из справки парижской полиции, известного оасовского головореза, разыскиваемого в связи с убийствами полицейских в Алжире в 1961 году. По этим же делам разыскивался и бывший капрал Иностранного легиона Виктор Ковальски.

Роллан нажал кнопку внутренней связи и, подождав, пока в динамике раздастся: «Слушаю, мой полковник», приказал:

— Принесите мне личное дело Виктора Ковальски. Немедленно.

Дело принесли из архива через десять минут, и полковник еще час изучал его, раз за разом возвращаясь к одному и тому же абзацу. А когда многие парижане спешили на ленч, созвал небольшое совещание, пригласив в кабинет личного секретаря, графолога из отдела документации, расположенного тремя этажами ниже, — и двух здоровяков из своей преторианской гвардии.

— Господа, — объявил он, — с помощью одного человека, хотя сейчас его нет среди нас и едва ли он добровольно согласится выполнить нашу просьбу, мы должны составить, написать и отправить письмо.

Поезд Шакала прибыл на Северный вокзал перед ленчем, и на такси он поехал в небольшой, но очень уютный отель на улице де Сюрен, отходящей от площади Мадлен. Хотя по классу этот отель уступал «Д'Англетеру» в Копенгагене или «Амиго» в Брюсселе, у англичанина были причины на то, чтобы остановиться в более скромных апартаментах. Во-первых, он намеревался пробыть в Париже более