– А что, плохо, да? Какая досада… Становись давай! А кем ты хотел быть? Королем, что ли? Королем у вас будет Андрюша – воевать ему не надо, а вот беречь вы все его будете и от шаха и от мата. Придется вам это делать. Ферзем ввиду сложившихся обстоятельств буду я. За слона лучше всех сойдет быстрый Витя, а Ирина, опасная и неожиданная, как конь, данную клетку и занимает. Ладья – фигура прямолинейная и мощная, так что угловая позиция – для штурмовика. Кстати, его зовут Максим. Все, кроме тебя, Саша, с ним знакомы.
– Да я уже понял.
– Ты что, обиделся?
– Делать мне нечего…
Я стал на клетку перед штурмовиком, чувствуя себя не очень уютно. Если серьезно, то за пешку можно было обидеться. Хотя бы приличия ради.
– Хорошо стоим, – оглядел нас Кирилл. – Ладно, у вас пять минут на телячьи нежности, а то мне уже неудобно. После приветствий и рукопожатий всем в лифт. Поручик Ржевский вас встретит и ознакомит с задачей. Его все видели, а кое-кто успел пару врагов завалить под его началом. Все.
Он махнул нам и скрылся в отворившейся нише. Громко загудел, опускаясь, лифт.
Ну что я мог сказать друзьям? То, что безумно рад их видеть? Что если уж в бой, то лучше с ними? Да они и без меня это знали. Не целоваться же! Хотя… Мы не сговариваясь сорвались с мест, сбились в кучу, и хлопали друг друга по плечам, и жали руки. Цуцык, Андрей и Искорка наперебой расспрашивали меня, потому что оказалось, что вся команда вместе уже больше месяца и друг о друге все они знают, а я, зараза такая, загремел в госпиталь и ни слова ни полслова не черканул, хотя уж кого-кого, а Цуцыка домашний адрес знал точно. Оказалось, что Цуцык уволился, когда я лежал в госпитале, Андрей после аварии выжил, но его похороны использовали в политических целях, чтобы подпалить зад обнаглевшим янки. Тогда гибель мента по вине их водителя здорово подпортила американцам позиции, а если бы сообщили, что Андрей жив, все могло сложиться иначе. Так что в тот тяжелый день он не один подвиг совершил, а два. По выздоровлении он вернулся в строй, работать инспектором дорожной милиции в Крыму. А Искорка – на тебе! – вышла замуж, причем за гражданского.
– И как ты? – спросил я у нее.
– Да всяко. Денег ни хрена нет. С этой ночной службы едва долги раздали. Если бы не мои сонные подвиги, о которых муж ничего не знает, уже бы по миру пошли. Заработаю – подумаю о том, чтобы ребенка родить.
– И как ты своему объясняешь, откуда деньги?
– Да ну, это разве проблема? Устроилась в газету рекламным агентом, говорю, что там получаю.
– А у меня все нормально… – пожал плечами Андрей. – Сам не знаю, на кой черт во все это ввязался. Привычка, наверное.
Цуцык рассказал о том, как его назначили старшим группы разминирования, отправили в Грозный, наводить порядок после войны. Месяца три проработал, был на хорошем счету, а потом возьми и напиши в штаб о том, что командир части втихую цветным металлом приторговывает. Командиру вынесли строгий выговор и наказали больше не воровать, а у Цуцыка начались черные дни. Месяц выдержал, потом сам уволился. Но на этом его злоключения не кончились. Командир его и на гражданке достал, нанял киллеров, те подкараулили Цуцыка в подъезде и всадили пулю в живот. Так он и раненый их обоих голыми руками угробил. Потом больница и гражданская жизнь.
– На нем еще одно дело висит, – закончил Витек свой рассказ. – Только я доказать не мог.
– Что за дело? – у меня похолодело в груди.
– Не доказал, значит, не доказал! – отрезал Цуцык. – И нечего языком молотить. Пора вниз ехать, а то поручик Ржевский снова начнет пошлить.
Мы спустились почти в подвал. Цуцык, уверенно ориентируясь в запутанной планировке Базы, вывел нас к отсеку, где в прошлом сне мы с Михаилом слушали инструктаж Хеберсона. Я поглядывал на ребят – видно было, что они давно перестали здесь чему-нибудь удивляться, освоились. От этого мне стало намного легче, поскольку сам я все еще находился в состоянии новобранца, попавшего в незнакомую часть, и мне катастрофически не хватало проверенной информации.
Ржевский ждал нас, сидя за столом перед картой. Он оказался тем самым толстячком-поляком в забавной фуражке, который нашел меня пьяным в лесу. Поручик о том случае вспомнил, конечно, но обсуждать не стал, лишь подтвердил версию Хеберсона о пресловутом другом тренажере. Но ни Хеберсон, ни Кирилл, ни поляк не знали о попавшей мне за шиворот гильзе, потому и врали, не моргнув глазом, насчет тренажера. И, конечно, я не собирался рассказывать им об ожоге. Придумать версию о новых свойствах мира им не составит труда, а вот меня в поисках истины могли ограничить. С другой стороны, теперь у меня был шанс перемолвиться с людьми, которым я доверял на все сто процентов, а они воевали здесь тогда, когда я еще в госпитале валялся. Это же надо, какая зараза Кирилл… Для тренажера мне приготовил не какие-то абстрактные, а именно их изображения, но ни словом не обмолвился, что ребята бывают здесь. У меня было предположение, почему он скрывал их присутствие. Скорее всего, он нас сводить не собирался, точнее, собирался лишь в крайнем случае. В экстренном. И вот сейчас задница у него горит с такой силой, что он рискнул сформировать из нас единую группу. Других предположений у меня не было.
Поручик Ржевский промокнул потный лоб платочком и, взяв карандаш в качестве указки, начал объяснять, что же от нас в этот раз требуется.
– Сквозь огонь батареи противника прорвался небольшой отряд бронетехники. Как в кино – четыре танкиста, только без собаки. Зато с экипажами. Найдя мертвую зону, которую мизеры не могли обстреливать по причине поломки двух орудий…
– Кто, извините? – насторожился я.
– Ты что, с дуба рухнул? – поднял брови Макс.
– Не наезжай! – шикнула на него Искорка. – Сань, ты что, не знаешь, с кем мы воюем?
– В смысле? Вы что, врага так называете?
– А как их еще можно назвать? – Андрей почесал плечо, словно у него под форменной курткой забегали муравьи.