– Дурак ты, – спокойно ответил я. – Не в сексе там дело. Это не женщина – человек! Причем с большой буквы «Ч».

– Мужик, что ли? – поддел меня Цуцык.

– Ага… – поддакнул Андрей. – «Чоловик» по-украински как раз и значит «мужчина».

– Идите в жопу! Вы за усы меня дергать будете или слушать, что я раскопал?

– Все, молчим, внимаем! – поднял руки Андрей.

– Так-то! Короче, любая победа здесь отбивается везением в реальности. Кстати, Кирилл, похоже, денежное вознаграждение начисляет еще и из этих соображений. Больше получает тот, кто имеет меньше шансов совершить личный подвиг.

– Но сам-то он не воюет! – возразил Цуцык.

– Что значит «не воюет»? – хитро сощурился я. – Кто через Альпы переходил? Группа неизвестных солдат или Суворов?

– Так… Похоже, в точку, – согласился Андрей. – Кирилл у нас начальник. По всем статьям. Он платит деньги, значит, мы воюем за него. Каждая наша победа – его победа. Победа всех его подчиненных в сфере взаимодействия записывается не только на счет солдата, но и на его личный счет. Это как игра в шахматы… Фигуры приносят победу игроку.

– Шахматы? – повернулся я к корректировщику. – Ну да! Шахматный Храм! Первая база! Белые начинают и выигрывают.

– Ну, черные иногда тоже выигрывают, – не согласился Цуцык. – Это как карта ляжет.

– Не карта, а умения, – я покачал головой. – В шахматах нет места случайностям.

– Получается, что здесь вообще все равно, за что воевать? – нахмурилась Искорка.

– Вот именно! – подтвердил я. – Это просто такая игра. По большому счету – игра на деньги. Только смерти и ранения настоящие. Но Кириллу по фигу, он-то в поле не воин. Хотя наши поражения ему тоже откликаются не лучшим образом. Когда мы с Михаилом в прошлый раз потерпели поражение в бою, у Кирилла в реальности были проблемы с фирмой.

– Ну, проблемы с фирмой – это все же не смерть, – вздохнул Цуцык. – Получается, что Наниматель все же в выигрыше.

– Да, все как в реальности, – поддакнула Искорка. – Любая война, все равно за что, кому-то приносит дивиденды. И в выигрыше всегда Наниматель. А мы – просто лохи. И в реальности были лохами, и здесь лохи. Как еще назвать людей, которые продают свои жизни и здоровье за деньги? На фиг! Прав Саня – не надо идти на Мост. На кой черт? Еще одну галочку на счет Кирилла поставить? Под плазму лезть за вшивые десять штук? Да я на новой работе меньше чем за год их заработаю без всякого риска для жизни.

– Думаешь? – невесело ухмыльнулся Андрей. – Так не бывает. Не бывает денег без риска для жизни. Деньги как раз и являются коэффициентом риска для жизни – чем меньше риск, тем меньше тебе платят.

– Да уж прямо! – не согласился я. – Сколько нам на реальной войне платили? Долларов по триста? А Ирине на гражданке штуку положили. Каждый день, извините, ей под пули лезть не придется за эти деньги. А там приходилось. Нет, деньги не пропорциональны опасности для жизни. Черт его знает, коэффициентом чего они являются. Раньше я думал, что мерой труда. Но если бы так, то больше всех бы зарабатывали шахтеры.

– Нашли время и место для философских дебатов! – оборвал нас Цуцык. – Насчет похода на Мост не все так просто. Я все думал – почему именно Мост? Теперь знаю. Если у Кирилла, как Саня говорит, проблемы с фирмой, значит, он хочет за счет победы у Моста поправить свои дела. Это факт. Мост – очень трудная цель. Значит, очков в игре за подрыв Моста полагается очень много, но ведь если мы подорвем Мост, то победа Кирилла будет и нашей победой. Нам, значит, тоже, кроме обещанных десяти тысяч, будут положены нехилые бонусы в реальности. А? Думали об этом?

– Да, это понятно, – кивнул Андрей.

– Может, тогда, раз уж ввязались в это дело, стоит довести его до конца? – продолжал Витек.

– Погодите, ребята! – остановила нас Ирина. – Мы тут бредим. Знаете, почему? Нет вопроса – идем мы на Мост или нет. Потому что мы не одни, туда еще танкисты прут. Если мы их не поддержим, ребят попросту перебьют.

– Ну и чего мы тогда стоим? – Цуцык поправил автомат на плече. – Давайте на борт!

Мы погрузились на БТР и двинулись в направлении, прочерченном по карте Андреем. Путь вел чуть в сторону от Моста – к кружочку, нарисованному красным фломастером и обозначенному неровной надписью «Шахматный Храм». Скорость набрали хорошую, поскольку после плазменной бомбежки от леса остались только низкие обугленные пеньки. БТР лишь чуть вздрагивал, налетая на них колесами, а так пер, как по афганской бетонке. Выжженное пространство все тянулось и тянулось, а насколько далеко – непонятно, поскольку усилившийся ливень не позволял видеть и на полкилометра вперед.

Цуцык устроился на сиденье рядом с Максом, надел наушники и слушал эфир. Я молча сидел между Андреем и Искоркой, пытаясь понять, что же представляет собой этот Шахматный Храм. Что мы собираемся там найти? Или, может, кого? Что бы там ни было, у меня не было ни малейших сомнений, что первая База просто обязана содержать в своих стенах некую тайну, которая поможет… Чему поможет? Трудно сказать. Вроде главную тайну я выяснил, а что с ней делать? Непонятно. Может, как раз этот ответ ждет нас впереди? Хотелось на это надеяться.

Еще я подумал, что мне бы не помешала удача, полагающаяся здесь за победу в бою. Работу-то я потерял, и перспектив в этом плане никаких. Хотелось верить, что подрыв Моста поможет мне именно в этом, а то деньги кончатся, и что тогда? Ведь кончаются любые деньги, даже обещанные десять тысяч не вечны, их зарабатывать надо. Катя говорит, что они ничего не стоят. Философия… Еду без них не дают. К тому же на мне теперь ответственность не только за себя, но и за нее. Я ведь уже несколько часов как продюсер. Смешно, кстати, как-то получилось, что я не послушал ни одной ее песни, прежде чем согласиться на эту должность. И что вообще делают продюсеры? Наверное, если песни записаны, надо их куда-то нести, кому-то демонстрировать. А если не записаны? Ладно, разберусь. Где наша не пропадала!