Сейчас спросит:
– Черт тебя подери! Я ведь предупредил, тебе здесь появляться нельзя! За тобой слежка!
– Нет слежки. Я проверила…
Опанас раздраженно взял ее за подбородок, поднял лицо к свету. Сейчас увидит глаза, и всё поймет…
Она зажмурилась.
– Что ты молчишь? – нервно сказал он. – Я тут, как на иголках… Ты раскусила Романова? Что он за фрукт? Простак или хитрец? И почему не пришел Нимец?
Ему наплевать! Он об
Мавка открыла глаза и увидела, что не ошибается. Терзающийся ревностью мужчина так не смотрел бы. Во взгляде Опанаса читались лишь нетерпение и требовательность.
Только что внутри у нее всё трепетало, жгло, саднило. И вдруг стало холодно, бесчувственно.
– Да проснись ты! Отвечай!
Ну, она и проснулась. Как после долгого горячечного сна. Поглядела на стоящего перед ней усатого настырного мужчину, словно никогда раньше его не видела.
– Нимец убит. Романов его застрелил.
– Проклятье! Так я и знал! «Дурочку» подкинули! – Он тряхнул ее за плечо. – Говори, не молчи! Как это случилось? И, главное, почему тебя отпустили? Ты точно не привела хвоста?
Грубый, хищный,
И вдруг, неожиданно для самой себя, наврала:
– Это произошло случайно. По недоразумению. Я заваривала чай, а болван Романов взял да зажег красную лампаду. Захотелось ему пущей интимности…
Ужаснулась: что я несу? И замерла – вот сейчас он скривится на слово «интимность» и наконец спросит.
Но Опанас упустил свой последний шанс.
– Холера! Всего не предусмотришь! И Нимец решил, что это сигнал? Понятно. Что было потом?
– Русский вышел во двор, до ветра. Я всё еще с самоваром возилась… Вдруг – выстрелы. Два.
– Я их слышал.
– Романов решил, что на него накинулся какой-то мой воздыхатель. Из ревности. Я не перечила. Да, говорю, ходил за мной полоумный какой-то, проходу не давал.
– И он поверил?
– Почему нет? Разве я не способна внушать безумную страсть? – Она улыбнулась презрительно – презрение адресовалось Опанасу, а он и не понял.
– Значит, подпоручик глуп?
– Как пробка. Я ему говорю: спрячь труп, сейчас патруль прибежит. Этот инцидент повредит твоей службе и моей репутации. Знаешь, что он сделал?
– Что?
– Кинул Нимца в отхожую яму.
Опанас только головой покачал.
– А дальше?
– От патруля он избавился быстро. Сказал, что учит меня стрелять из пистолета по горшкам. Показал удостоверение контрразведчика – они ушли.
– Буффонада какая-то. Но выстрелы были давно, в третьем часу ночи. Что было после?
– Всё, – с многозначительной улыбкой ответила она. – Всё, чего ты хотел.
Ну-ка, что он на это?
Удивился:
– После убийства у вас хватило куражу на любовные утехи?
Мавка зло рассмеялась.
– Романов так перья распустил. Как же, герой – одолел соперника. Самец-победитель.
Вот теперь он ее поцеловал – деловито.
– Умница ты у меня. Довела дело до конца. Разъяснила ты подпоручика?
– Там нечего разъяснять. Парень он храбрый, ловкий. И кобель первоклассный…
Опанас на это и глазом не моргнул. Ей, правда, было уже все равно – моргнет, не моргнет.
– Но дубина дубиной. Говорю тебе со всей определенностью: этой дурьей башке ни за что не поручат вести важное дело. Исключено.
– Уверена? На сто процентов?
– На двести.
Тут он обнял ее по-настоящему, стал целовать, даже предпринял попытку повалить на топчан, где давеча они предавались страсти.
– Пусти, – сказала Мавка. – А то меня вытошнит.
Он не очень-то и настаивал.
– Бедняжка, что ты вынесла… – У самого глаза прищуренные, смотрят в сторону. О другом думает. – Но это было не напрасно. Теперь русские у нас вот где!
Он потряс кулаком, но его мысль уже бежала дальше.
– Нимца нет. Значит, не будет и обратной эстафеты. По уговору в этом случае пришлют дублера-инспектора, через двое суток. Сидеть без дела я не стану… Скажи-ка, кохана, – Опанас ласково погладил ее по волосам, – а на что, по-твоему, можно взять этого Романова?
– Ты хочешь его завербовать? – удивилась Мавка. – Офицера русской контрразведки?
– Попытка не пытка. – Опанас азартно улыбался. – Раз он способен втихомолку спустить соперника в выгребную яму, да еще хвастлив и глуп… Неплохой материал для вербовки. Что посоветуешь? Ты по Романову теперь специалистка. Деньги?
Она смотрела на него с мстительной усмешкой. Ловец человеческих душ! Попадись на собственный крючок!
– Скорее шантаж.
– Но ты говоришь, он храбр?
– Физически храбрые люди часто боятся мнения окружающих или начальства. У Романова есть начальник, какой-то подполковник, от которого этот болван просто леденеет. Козловский, кажется, – вспомнила она разговор между Романовым и Жилиным в самый первый вечер.
– Так-так, князь Лавр Козловский – начальник фронтового управления. Отличная идея! Ты у меня действительно золото. Теперь я знаю всё, что нужно. Твоя помощь больше не понадобится. И встречаться нам теперь нельзя. Держись от меня подальше, хорошо?
– Хорошо, – согласилась она, подставляя щеку для поцелуя. – Буду держаться от тебя далеко-предалеко.
Когда она выбралась из норы к реке, рассвет еще не начался, но небо на востоке начинало подсвечивать багрянцем. Дул свежий, вольный ветерок.
К себе в хату Мавка возвращаться не стала. Не было там ничего такого, что ей хотелось бы взять с собой.
Она долго шла по берегу, потом поднялась на обрыв и пошла тропинкой через большое темное поле. Чтоб ни о чем не думать, шептала любимые стихи:
Неожиданный поворот
Господи, Вася… Ведь она могла его предупредить! Да наверняка предупредила! Что ты натворил?!
Калинкин нахмурился:
– Кого «его»?
– Банщика! Или другого кого-нибудь, с кем она связана! Я тут сижу, а в это время, может быть…
Романов умолк – не потому что прапорщик сердито перебил его: «Ни с кем она не связана!», а потому что увидел в окно, как из-за угла выходит Петренко. Он выглядел спокойным, даже веселым. Шел к столовой. Некоторое время спустя из-за того же угла показался Слива. Унтер-офицер остановился подле входа в штаб и стал внимательно изучать доску с приказами.
– Марш отсюда! – быстро сказал Алексей. – Живо, живо!
Пухлые губы Калинкина задрожали от обиды.
– Вы не смеете со мной так! Я тоже офицер! Извольте по уставу!
– Да исчезни ты! – шикнул подпоручик. – Жди меня в умывальне! Он не должен видеть тебя со мной!
Когда Банщик вошел в залу, начальник дивизионной контрразведки увлеченно поедал яичницу, прихлебывая чай.
Петренко подошел с приветливой улыбкой.
– Я вижу, у вас свободно. Не возражаете?
– Милости прошу.
Что это значит? Была у него Учительница или нет?
По-прежнему доброжелательно глядя на подпоручика, Банщик сделал солдату заказ:
– Принеси-ка мне, хлопче, кофею. Харч у вас тут поганый, но кофей варить вы умеете.