обезумевшие люди с узлами на плечах; отталкивая друг друга, они прыгали в лодки и повторяли:
– Татары близко! Скорее спасайтесь!
Никому не было дела до Курбана. Курбан побежал вдоль берега, добрался до шалаша, где жил с другими перевозчиками, нашел в соломе свой мешок с сапогами, оглянулся еще раз на реку и увидел, что лодки одна за другой отталкиваются от берега. Тут же он, не колеблясь, вступил на тропу новых испытаний.
Он поднялся на холм к стенам крепости. Оттуда он увидел, как по желтой каменистой равнине убегали красные и полосатые халаты, спасавшиеся врассыпную, а еще дальше приближалось облако пыли.
«Это татары», – понял Курбан и бросился вперед по сухой степи, не замечая, что камни и колючки ранят его босые ноги.
«Там впереди холм, за ним должны быть овраги. Татары займутся крепостью и переправой. На что им Курбан?»
Он добежал до одинокой могилы с высоким шестом, притаился за ней, отдышался и стал высматривать.
В пыли он уже различал всадников в рыжих тулупах, пригнувшихся к шеям мчавшихся коней. На некоторых блестели железные пластинки панцирей. Уже доносился рев татар, дикие выкрики «кху-кху-кху!» и топот ног тысячи низкорослых запыленных коней.
Некоторые всадники отделились от толпы, скакали прямо по равнине, пересекая путь убегавшим. Взлетали блестящие мечи, люди падали, татары делали круг, останавливались и, не слезая, нагибались, подхватывали брошенные узлы и снова уносились, присоединяясь к войску.
Курбан ползком добрался до сухого оврага, скатился вниз и снова побежал.
Целый день тянулась пустынная равнина, иногда попадались заброшенные пашни. По дорогам встречались люди, то одинокие, то скитавшиеся группами. Узнав, что Курбан оттуда, из «долины скорби и слез», все останавливались и расспрашивали про судьбу Бухары, про бегство хорезм-шаха, приглашали к костру, делились лепешками, испеченными в золе, и жадно слушали.
Курбан рассказывал, как он дрался один с несколькими татарами, как он перебил всех и как под ним убили коня. Теперь он плетется домой, не желая ничего, только увидеть старый тополь в том месте, где арык поворачивает на его пашню, только бы снова приласкать своих детей…
Он наконец сам стал верить в свои рассказы, но умалчивал о том, как он переносил падишаха из лодки на берег, потому что все проклинали Мухаммеда, в день горя покинувшего родную землю. Отдав народ во власть монголов и татар, он побоялся умереть как джахид (мученик) на поле битвы.
В одном месте Курбан увидел много людей в овраге, подошел к ним, и они посторонились, дав ему место у огня. Все говорили о татарах и встречах с ними.
– Мы из одной деревни. У нас случилось такое дело. Собрались мы на улице человек с десяток потолковать. Тут въехал в деревню татарин. Он поскакал прямо на нас и давай рубить людей одного за другим. Ни один человек не осмелился поднять руку на одинокого всадника. А кто успел перелезть через забор, как мы, тот спасся.
– А вот что я слышал. Настиг татарин одного человека, работавшего в поле, и не было у татарина никакого оружия, чтобы прикончить его. Страшным голосом он закричал: «Положи голову на землю и не шевелись!» И что же! Человек лег на землю, а татарин поскакал к другой, заводной лошади, навьюченной награбленным добром, отыскал меч и, вернувшись, убил человека.
Так они сидели у костра и горевали о том, как страдает родной народ, и уделили Курбану кусочки лепешек и чашку горячей мучной болтушки.
Вдруг страшный, хриплый голос прокричал сверху над ними:
– Эй вы! Скрутите-ка друг другу руки за спиной!
Наверху, на краю оврага, на рыжем коне показался татарский всадник.
– Беда! Пришел день нашей погибели! – забормотали люди и принялись снимать пояса и покорно вязать подставленные руки.
– Стойте! – сказал Курбан. – Ведь он один. Неужели мы не убьем его и не убежим?
– Мы боимся!
– Когда мы сами перевяжем себе руки, он убьет нас. Давайте лучше убьем его! Может быть, нам удастся спастись.
– Нет, нет! Кто осмелится сделать это!
И все, дрожа, продолжали вязать себе руки.
Курбан, склонившись и протягивая перед собой узелок, точно хотел поднести дар, вскарабкался вверх по склону и подошел к татарину.
Всаднику уже было много лет. Седые редкие волосы свисали с подбородка. Лицо, обожженное ветром, избороздили морщины времени. Суженные глаза высматривали колючими осколками.
– Что это? – спросил всадник, наклоняясь к подаваемому узлу.
Курбан схватил его за голову и руку. Лошадь испугалась и бросилась в сторону. Курбан не отпускал татарина и волочился по земле, пока всадник не свалился. Тогда Курбан зарезал его ножом, как привык резать баранов.
Курбан встал и оглянулся. Из бывших у костра людей один со всех ног бежал прочь, другие, притаившись, высматривали из оврага. Потом подошли двое.
– Он уже не дышит, – сказал один, склонившись к татарину.
– Теперь надо честно разделить все, что на нем, – сказал другой и стал сдирать с убитого овчинную шубу, надетую без рубашки на голове смуглое тело.
