тот же миг статуя уменьшилась до пары сантиметров и, взвившись в воздух, юркнула куда-то гному за пазуху.
Не поняла! А за каким лешим мы ее тогда по лестницам толкали?! Ну, ладно, пускай не мы, а он, но зачем?
— Тео?
Договорить мне не дали. Магистр смущенно улыбнулся:
— Понимаешь, в коридорах Замка предмет бы просто не уменьшился, экранируется все.
Да? А искорки вокруг изваяния так хорошо летали…
— Ну, — улыбнулся гном. — Спасибо тебе, Гелла, за все. Помогла мне, просто слов нет! А мне, пожалуй, пора. Пошел я. Будешь в наших краях — заходи.
И, насвистывая какую-то легкую мелодию, гном направился к воротам. А я так и стояла, провожая его взглядом.
Вот объясните мне, что здесь происходит? Пришел, в Замке поторчал, книгу какую-то в библиотеке почитал, статую спер — и свалил. Нет, я просто отказываюсь что-то понимать. Поведение этого гнома просто не укладывается ни в какие рамки. Он что, заходил только за статуей? Так сказал бы сразу, я бы с ума не сходила. Просто. Я действительно не понимаю! Его приход-уход настолько неожиданен, что все кажется похожим на бред!
Лишь когда невысокая фигурка растаяла в тумане, окутывающем Замок, я отвернулась.
А меня вот посещают странные мысли. Гном говорил, что если сказать что-то с достаточной экспрессивностью, это что-то может появиться. Попробовать, что ли вызвать Рыцаря? Вдруг да появится?
Бред, конечно, полнейший. Он, небось, еще с месяц отсутствовать будет.
Хотя, что я теряю? Ну, повторю с десяток раз его имя. Не появится — найду еще чем заняться. Тем более, тут как раз возле ворот скамеечка удобная нарисовалась.
Я села на лавку, запрокинула голову и, изучая задумчивым взглядом бескрайнее небо, монотонно начала:
— Ллевеллин. Ллевеллин. Ллевеллин. Лле…
— Миледи?
ГЛАВА 29
ПРАВДУ МНЕ СКАЖИ
Ой! Только не говорите мне, что это галлюцинация, а? Нет, я конечно понимаю: усталость, гномы. Но пусть это будет правдой, пожа-а-алуйста!
Вздохнув, я медленно повернула голову и столкнулась с уставшим взглядом зеленых глаз.
Ой, правда, не галюники.
Так, Геллочка, спокойно, спокойно. Срываться с места, прыгать на шею, дергать ногами и верещать «Ллевеллинчик, солнышко, лапочка, заинька, вернулся!!!» мы не будем.
Хотя очень хочется.
Так. Успокаиваемся, берем себя в руки и грозно так:
— Вернулся? И где ты был?!
Читай: «Я так по тебе соскучилась. Хоть и прошло всего несколько часов».
Увы, но Ллевеллин, судя по всему, у нас неграмотный: Рыцарь потупил глаза:
— Я выполнял ваш приказ, миледи, — и вот почему-то мне кажется, что он бы с огромной радостью повыполнял этот самый приказ еще пару-тройку часов. Совесть только не позволила.
А еще я под угрозой расстрела не припомню, чтоб я ему приказывала бросить меня в гордом одиночестве и переться куда-то к черту на кулички.
А еще я не приказывала ему рвать на себе рубашку, пачкаться в пыли и набивать синяки. Ой, мама, бедненький…
Рыцарь похоже, решил, раз его не спрашивают больше ни о чем, так молчать надо как партизану. По крайней мере, он стоял, опустив голову и буравя взглядом камни. Черные пряди волос почти полностью скрывали лицо, даже мельком увиденный мною синяк на виске был почти не различим. Кто ж его так приложил? Да и когда успел? Рыцаря ж всего несколько часов не было.
А Ллевеллин все молчал. О, стоп, он же про приказ говорил, лучше про него и спросить, а то сейчас начну его жалеть, а он, как вчера, будет смотреть на меня, как Ленин на буржуазию!
— Ну и как? Выполнил?
О! Статуя отмерла! Парень вскинул голову и уставился на меня так, словно я спросила, мыл ли он руки перед едой. Типа, ты во мне сомневаешься?! Да как ты можешь?! И вообще! Короче, понимай, как знаешь.
— Разумеется, миледи, — холодно процедил он. Меня аж передернуло от презрения, на миг проскользнувшего в его голосе. И чего это он на меня так взъелся? Я же просто спросила! — Угодно посмотреть?
Конечно, угодно! Я хоть гляну, обо что это Ллевеллин умудрился себе фингал поставить.
Резво вскочив на ноги, я покосилась на Рыцаря:
— Идем?
Парень прижал руку к сердцу и склонился в глубоком поклоне:
— Как будет угодно миледи.
Ну, вот что он мне тут за Средневековье разводит, а? Сколько ж можно?
Как я понимаю, нам за ворота Замка. Ллевеллин ведь куда-то уезжал, спешил. Коня вон даже взял.
О, кстати, к слову о птичках. А где этот самый конь?
Как оказалось, лошадь стояла за воротами, лениво щипля пучки пробивающейся сквозь серую спекшуюся землю травы. Краем глаза я разглядела притороченный к седлу огромный волочащийся по земле мешок грязно-бежевого цвета.
— И?..
Ллевеллин, подойдя к коню, дернул за поводья, и лошадь лениво развернулась ко мне боком.
Я зажала рот, чтобы не закричать: то, что я приняла за мешок, оказалось гигантской человеческой головой, привязанной к седлу за волосы. Огромные, с мою ладонь, глаза без век. Распахнутый в предсмертном крике рот от уха до уха. Острые мелкие зубы. Свиной пятачок вместо носа.
— Что это?! — только и смогла выдохнуть я.
— Таоте, — спокойно поведал рыцарь. — Как вы и приказали, я привез его голову.
«Гринписа на него нет», — последнее, что я успела подумать, прежде чем рухнуть в обморок.
