– Нет, Господи, конечно же, нет. Не говори глупостей!

– А то я мог бы вернуться за ней.

– Забудь о ней, Бумер.

– Я съезжу туда и привезу твою ложку. Правда, придется проехать несколько сотен миль, но для тебя я готов на все.

– Не сомневаюсь. Но забудь об этом. Давай лучше выпьем. Это была всего лишь обыкновенная ложечка, купленная на распродаже.

Бумер приветственно поднял свой стакан. На экране появилось изображение космического корабля.

– Что ж, пусть твоя ложечка составит добрую компанию моему носку!

Супруги рассмеялись. Они выпили за первую неделю супружества, в том числе и за тот час, который провели в пещере. Эх, знали бы они обо всем!

– Итак, мистер Посох был сделан из ствола смоковницы, старой смоковницы, которая, несомненно, обладала некой аурой. Ведь недаром местные жители считали ее волшебной или, во всяком случае, какой-то особенной. Может быть, ее расщепило ударом молнии, а может, под ней протекал ручей. А может, она просто была старым деревом. Иногда бывает довольно того, что ты стар. Например, меня вряд ли кто станет уважать лишь за то, что я консервная банка, зато можно за мой преклонный возраст, как то нередко бывает с консервными банками. Мне довелось кое-что повидать на своем веку и кое-где побывать, узнать кое-что, и мне посчастливилось остаться в живых. Вот поэтому меня можно отнести к особой категории консервных банок; я, видимо, что-то вроде старейшины среди прочих консервированных овощей. С людьми тоже такое часто бывает. Мистер Петуэй как-то сказал мисс Чарльз, что раз ему стукнуло тридцать, то ему пора крахмалить воротнички своих гавайских рубашек. Конечно же, вынужден был признать он, они будут немилосердно натирать ему шею, однако за достоинство следует платить высокую цену. Забавный он парень. Хотя, надо отдать ему должное, на редкость плодовит в деле сбрасывания растительного покрова. Мне очень приятно осознавать, что неодушевленные предметы избавлены от проклятия волосяного покрова на теле. Однако как бы то ни было, но в Финикии выросло это благословенное дерево, из которого мистера Посоха изготовил некий не менее уважаемый звездочет. Когда Раковина и Раскрашенный Посох рассказывали свою историю (участие Посоха в этом рассказе ограничивалось нерелевантными ремарками в сторону насчет того, что попало, а что не попало в паутину звезд), Жестянка повторял(а) все это для самого/самой себя. Такова уж была его(ее) метода усвоения информации. Что бы он(а) ни слышал(а), он(а) тут же повторял(а) это про себя. Таким образом запоминалось гораздо лучше. Было бы крайне интересно проверить, сумел бы кто-нибудь пройти полный курс обучения в Гарварде, используй он методику запоминания, усовершенствованную консервированной банкой со свининой и бобами.

– Этот уважаемый звездочет руководил обсерваторией на равнине Бекаа. Удивительно, но в столь давние времена – примерно за тысячу лет до рождения Христа – уже имелись обсерватории, но, как мне кажется, древние вообще уделяли много внимания небесам, хотя особых инструментов для наблюдения за ними у них не было. Например, у них не было телескопов. А мистера Посоха скорее всего создали в качестве астрономического прибора особого рода. Он указывал на необычные небесные явления.

Звездочет вырезал посох из дерева и пришел с ним в обсерваторию, где, под полной луной, тот был раскрашен некой жрицей. Обсерватория также служила святилищем, куда образованные финикийцы приходили поклониться Астарте. (В числе многочисленных титулов Богини был и такой – Пастушка Звезд.) В святилище прислуживала жрица удивительной красоты, и мистер Посох уверяет, что она обычно отдавалась всякому, кто приносил дары храму Астарты. В ту пору это был новый, прогрессивный способ сбора пожертвований.

В тот же самый год, немного позже, некий мореплаватель пожертвовал храму мисс Раковину. Финикийцы в те далекие годы славились как смелые и искусные мореходы, и этот самый парень нашел ее на каком-то диком берегу. По его мнению, раковина символизировала некий аспект Астарты, потому-то он и принес свою находку звездочету. Тот, в свою очередь, поведал моряку все, что знал о свете звезд. Поведал и жрице, которая как раз продемонстрировала ему неопровержимую связь между влагалищем и созвездием Плеяд. Карлу Сагану есть из-за чего лопнуть от зависти.

Мистер Посох и мисс Раковина с самого начала прекрасно поладили. По отдельности они были хороши, вместе – просто неподражаемы. Подобно Спенсеру Трейси и Кэтрин Хепберн. Постепенно они приобрели репутацию особо действенных талисманов.

Отчасти именно ради них в обсерваторию нанесли визит царь Этбаал и царица Анко Сидонская. Захватили они с собой и дочь свою, Иезавель. Ребенок остался в восторге от своего первого соприкосновения с духовностью. Юная Иезавель поняла, что в жизни есть нечто более значимое и величественное, чем облизывать медовые соты или наряжать любимую обезьянку в диковинные одежды.

Несколько лет спустя, когда Иезавель уже была застенчивой юной женой царя Ахава, родители сообщили ей о смерти того самого звездочета. Иезавель отправила в Финикию своего человека, чтобы тот приобрел для нее хранившиеся в обсерватории талисманы. Посох и Раковина понадобились ей для храма, который она намеревалась возвести в Самарии, столице северного царства, Израиля. Иерусалим был столицей Южного Израиля, именовавшегося в ту пору Иудеей. Разве неверно, что испокон веков существует бесконечное соревнование между Севером и Югом? Северная и Южная Корея, Северный и Южный Вьетнам, Северная и Южная Ирландия, янки и конфедераты, центр города и его окраины. Кто-нибудь скажет мне, почему это так? Может, потому, что южане получают больше солнца, как, например, мистер Носок, который сейчас поджаривается на солнцепеке, тогда как северяне постоянно испытывают недостаток солнечного света? (Хотя северный Израиль вряд ли назовешь прохладным местом.) Южане – обитатели тропиков и всегда проявляли склонность к декадансу, тогда как люди, живущие в высоких широтах, наоборот, тяготели к прогрессу. Декаданс и прогресс, очевидно, всегда противоречат друг другу. Во всяком случае, Израиль и Иудея были соперниками. Когда же Ахав, женившись на Иезавели, своим брачным союзом 143 упрочил связи с Финикией, это стало сродни павлиньему перу на шляпе Израиля, как в военном, так и в торговом отношении. Вместе с Иезавелью Ахав получил и Астарту, что также было неплохим приобретением, потому что большинству его подданных в отличие от злобных старых пердунов-импотентов со смрадным дыханием было наплевать на Яхве. По крайней мере так говорит мисс Раковина.

Во время просмотра фильма «2010: Год, когда мы установили контакт» Эллен Черри контакт утратила. Она устала от правильных героев, взбесившихся компьютеров и инопланетных шоколадных плиток. («Они вроде бы как с Юпитера, – сказала она. – То есть это даже не «Марс».) Шампанское и попкорн давно кончились, образовав у нее в желудке жирный комок; сеанс петтинга тоже сам собой сошел на нет; в похожих на ведра сиденьях кабины было почти невозможно удобно устроиться.

Наконец ей надоело ерзать на сиденье и прочищать горло, и Эллен Черри осмелилась оставить мужа одного.

– Дорогой, ты не сильно расстроишься, если я вернусь в салон и немного порисую?

– Как хочешь, разве я могу тебя удерживать.

Сказав это, Бумер издал звук, практически неотличимый от предсмертного стона окоченевшего от мороза белого медведя. Однако Эллен Черри предпочла сделать вид, что не заметила внезапного спада супружеской температуры, и, поцеловав мужа в широкий лоб (волосы покидали эту часть его черепной коробки с той же прытью, с какой мальчишки бегут с родительской фермы в направлении огней большого города), поспешила успокоить его:

– Спасибо, милый. Я тебе все компенсирую на наш двухнедельный юбилей.

– Мы тогда уже будем в Нью-Йорке, – ответил Бумер таким тоном, будто прибытие в Нью-Йорк было равносильно тому, что он угодит в аварию.

– Верно! – жизнерадостно воскликнула Эллен Черри. – Это самое большое яблоко в саду, и мы его обольем кое-каким сиропчиком!

Прежде чем Бумер успел что-либо возразить ей, она нырнула из водительской кабины в салон. Надо сказать, что двигалась она довольно быстро и грациозно, если учесть, что на длинной цепи за ней волочился дохлый скунс вины.

Выбрав натянутый на подрамник и хорошо загрунтованный холст, хранившийся в числе ему подобных под раздвижным диванчиком, Эллен Черри подумала: я испортила ему вечер!