и замечаете стоящую на противоположной стороне улицы полицейскую машину. Проклятие, думаете вы. Проклятие в шестнадцатой степени! И объясняете:

– Это варварийская обезьяна. Они не выносят дождя.

Смоки закатывает глаза и трясет головой:

– Я ничего не видел! Ты что-нибудь видел, Сесил?

Сесил вообще не смотрит в вашу сторону. Он разглядывает помойные ящики с таким вниманием, словно получил грант на изучение взаимодействия кислотных дождей с кошачьими какашками.

– Ни черта не видел! – ворчит он голосом пораженца.

Взяв курс на Куин-Энн-Хилл, вы несколько раз проверяете, не едет ли следом машина с мигалкой. Горизонт чист, и вы с облегчением жмете на газ. На центральных улицах задержки не возникает: дождь загнал бомжей и преступников в подъезды и прочие убежища, где в железных бочках шипят их костры. Тем не менее вы сворачиваете на Третью авеню, которая обычно менее оживлена, чем Первая, и в результате оказываетесь рядом с клубом «Вервольф»; афиша обещает выступления «Пьяных шоферов» и «Тихуанских памперсов». При виде клуба в памяти всплывает последний разговор с Кью-Джо… впрочем, одного воспоминания недостаточно, чтобы запачкать ваше светлое настроение.

Дождь, этот тощий серый шериф, разогнал не только бомжей, но и толпу у входа в отель «Сорренто». Те, кто не поместился в холле, разошлись по машинам или по домам. На улице осталась лишь горстка самых стойких. И среди них Даймонд – вымокший до нитки, как вы и предполагали, однако отнюдь не одинокий. Напротив, он оживленно беседует с какой-то симпатичной азиаткой средних лет, и его улыбка вспыхивает, как спичка, наполняя воздух запахом серы.

К счастью, от обочины Терри-авеню отъезжает фургон; вы заруливаете на освободившееся место и начинаете бибикать, чтобы привлечь внимание Даймонда. Он замечает вас – и направляется к «порше», радостно встряхивая промокшими патлами, разбрызгивая направо и налево капельки воды.

– Я просто мимо проезжала, – говорите вы, опуская окно.

– Aгa. Я тоже погулять вышел.

Насмешка в его голосе совсем не раздражает.

– Странно, что ты еще здесь. Как дела?

– Добрый доктор вернулся минут двадцать назад. Этакий невзрачный тип, по телевизору выглядит внушительней. Судя по всему, он опять нюхал пробки от сакэ. Остановился, сказал нам несколько слов – заплетающимся языком. Показал пластиковую банку, наполненную чем-то похожим на спинномозговую вытяжку огородного пугала. Клизменный эликсир. Анальная амброзия. Состоит, по его словам, из рисового отвара, бета-каротина и щепотки кофе. И больше ничего. Каждый может приготовить, надо только знать пропорции.

– Да, жалко…

– Почему?

– Как только мир узнает, что нет никакой секретной формулы, что нечего патентовать, биржа «Никкей» тут же склеит ласты и отправится к осьминогам. А если Токио потонет, кто останется на спасательной вышке? Никого. Все будут гулять по дну в чугунных ботинках.

– Ну, не забывай про клизму. Без специального наконечника рисовый раствор – просто грязные помои.

– Мировая экономика не может опираться на какую-то маленькую клизму. – Вы второй раз в жизни произносите слово «клизма» в обществе мужчины, но от расстройства даже забываете покраснеть. – Проклятие… Ну ладно. Хочешь, я отвезу тебя домой?

– Спасибо, что предложила, золотистая пипка. Я еще ненадолго задержусь. Ямагучи дал понять, что скоро выйдет, расскажет о разных режимах лечения. Только сначала он должен переехать: его переселяют на седьмой этаж, в пентхаус. Из соображений безопасности. Вряд ли в Тимбукту у меня будет возможность выбирать режим лечения, но все же надо послушать, что он скажет.

– Так и будешь торчать под дождем? Посмотри, ты весь промок! Давай посиди в машине, я печку включу.

– Пум-пурум-пурум! – поет он в ответ. – Пум-пурум-пум.

Вначале было одно. А потом одно привело к другому.

Незыблемая правдивость этой сокращенной версии первой главы Книги Бытия получает очередное подтверждение в маленьком салоне «порше», который ни вам, ни большинству людей, ни даже немецким инженерам – никому не пришло бы в голову назвать местом, пригодным для полномасштабного полового акта. И тем не менее. Вы стянули свитер, чтобы вытереть ему голову, он запустил татуированную руку вам под юбку, окна своевременно запотели – в общем, одно привело к другому.

Над этой загадкой вы будете мучиться до конца своих дней: как могли два взрослых человека в такой чудовищной тесноте… Однако умудрились. Причем не кое-как, а страстно, нежно и продолжительно. Белый пони, храпя и брыкаясь, забежал на вершину холма – сначала рысью, потом галопом – и не сбавляя шаги понесся дальше, до лужайки перед вашим крыльцом, а потом несколько раз поднялся на дыбы, лег на спину и начал лениво кататься в спелом клевере. (Кью-Джо права: все предыдущие оргазмы были ложной тревогой, искусственным сыром, фонограммой и плацебо.) Конденсат на стеклах создает ощущение защищенности, однако это ложная защищенность: на пике вашего слияния «порше» качался так яростно, что вся округа – слава богу, полиция уехала, – в конце концов поняла: в маленькой спортивной машине происходит нечто непотребное; а бедный Андрэ, наверное, подумал, что его спустили с Ниагарского водопада в железной бочке.

– Почему ты смеешься, Гвендолин?

– Да так, ерунда…

Зачем портить приятную постсексуальную задумчивость рассказом о находящейся на борту обезьяне? Даже отдав мужчине тело, девушка должна сохранить какие-то секреты.