избавиться от одиночества, а она – нет.
– Пойдемте, пойдемте ко мне, – снова позвала «генеральша».
Я вздохнула и слезла с подоконника, не могла же я ей отказать в такой ситуации?
Выручил меня очень кстати возникший на лестнице Борька. Помятый, задрипанный и… счастливый, я это поняла по его блаженной физиономии. Должна признать, что в те времена, когда мы делили с ним кров и старый скрипучий диван, он выглядел иначе. Конечно, тогда он был поопрятней, зато задорный блеск в его близоруких глазах начисто отсутствовал, а сейчас – только гляньте – он лучится, как рубиновая звезда на Спасской башне.
– Здравствуйте, Иветта Павловна, – поприветствовал он «генеральшу».
Та ответила ему сухим «здрасьте» и медленно побрела вверх по лестнице, одарив меня на прощание долгим печальным взором.
И только после этого Борька заметил меня. Заметил и застыл соляным столбом, судорожно сжав в руках авоську с продуктами.
– Ты… Ты ко мне?
И чего он так испугался, я ведь всего лишь развелась с ним, а не умерла.
– К тебе, – подтвердила я, – а что, нельзя?
– Да не то чтобы, – замялся Борис, – просто неожиданно как-то…
– Похоже, ты меня не приглашаешь? – усмехнулась я. Борька засуетился:
– Датам у меня…
– Неприбранр! – подыграла я ему. Борька окончательно смешался и уставился на грязные носы своих растоптанных ботинок, а я вдруг с необычайной остротой осознала, что некогда толкнуло меня в не самые атлетические Борькины объятия: в нем было что-то от Парамонова. Возможно, эта его аскеза и откровенное пренебрежение внешними проявлениями успеха, а также наличие идеи-фикс. Если Парамонов был повернут на геофизике, то Борька на компьютерах. Правда, имелись и существенные различия, и главное из них то, что Парамонова я любила мучительно и долго, а с Борькой всего лишь мирно сосуществовала, пока нам обоим это не надоело.
– Ну ладно, – махнула я рукой, – знаю я про твою Дульсинею.
Борька заалел как маков цвет. Значит, маленькая козочка с острыми коленками никакая ему не родственница. Что и следовало ожидать.
– Ладно, меня это не касается, – замяла я тему. – Я не за тем пришла. И к тебе я не рвусь, можно и здесь поговорить.
Борька сразу воспрял духом:
– Поговорить – это пожалуйста. Кстати, тут у нас в соседнем подъезде кафе-мороженое открылось, можно и там посидеть.
– Не стоит, а то тебя там, наверное, с провиантом ждут, – я кивнула на переполненную авоську. – У меня всего лишь пара вопросов, так что я тебя не задержу.
– Как знаешь, – облегченно вздохнул Борька.
Ну вот, теперь я могла перейти к тому, из-за чего, собственно, притащилась к своему бывшему муженьку, пытающемуся обрести новое счастье в личной жизни.
– Скажи-ка мне, Боря, в последнее время тебя кто-нибудь спрашивал обо мне?
– О тебе? – Борька шмыгнул носом. – Да был тут один тип, даже два…
– Ас этого места поподробнее, – попросила я.
– Пожалуйста. – Он водрузил свою авоську на подоконник, и я получила возможность подробно изучить ее содержимое. А были в ней сплошные деликатесы, вплоть до красной икры и заморского фрукта авокадо. А может, овоща? – Ну, сначала, где-то с неделю назад, был тут один долговязый пижон, спросил про тебя. Я сказал, что ты тут больше не живешь, и дал ему новый адрес. А второй явился дней через пять после первого с аналогичными вопросами. Разумеется, я ему выдал то же самое, что и первому.
– И все?
– И все. Да, второй показал мне милицейское удостоверение. Ты что-нибудь натворила?
– Ага, угнала самолет в Израиль, – вяло отшутилась я. Без сомнения, первым, «долговязым пижоном», был Парамонов, вторым – майор Сомов. В любом случае с этим вопросом более-менее разобрались.
– Да, – Борька шлепнул себя ладонью по лбу, – еще баба приходила.
– Какая еще баба? – насторожилась я.
– Ну, такая маленькая, в очочках…
– А этой что надо было? – Я сразу догадалась, что речь идет о серой мышке.
Борька пожал плечами:
– Сказала, что училась с тобой в одной школе, что будет вечер встречи выпусников, а она всех извещает. Я ей тоже дал твой адрес, а что?
– А если Джек-Потрошитель будет мной интересоваться, ты ему тоже мой адрес дашь? – желчно заметила я.
– Ну извини, – развел руками Борька, потерявший бдительность по причине нечаянно нагрянувшей любви.