– Главное – ничего не бойтесь и в случае чего сразу связывайтесь со мной.

Остаток вечера я провела отвратительно. Попыталась навести в квартире какое-то подобие порядка, но быстро выдохлась. Хорошо бы Ангелочка привлечь к уборке, чтобы он самолично устранил последствия своей преступной деятельности, тогда в другой раз неповадно будет. Хорош частный сыщик, ничего не скажешь. Впрочем, Самуил Аркадьевич, несмотря на наши с ним доверительные отношения, ненамного лучше. Вот с кем я еще не разобралась, так это с псевдо-Кирой. Зря я ее тогда выставила, нужно было поболтать с нею по душам. Вдруг она знает о Парамонове больше моего, если, конечно, ее роман с ним не блеф. Ладно, спрошу у него самого при встрече.

Тяжко вздохнув, я стала готовиться ко сну и, прежде чем лечь в кровать, перестелила белье. На всякий случай, вдруг Ангелочек и в постели моей покопался. А что, с такого станется. Интересно, что искал этот придурок, ведь Парамонов в этой квартире ни разу не был! И тут до меня кое-что дошло, я так и застыла с открытым ртом и наволочкой в руках. Какая же я идиотка, потому что только теперь об этом вспомнила. Если Ангелочек искал что-то у меня, то с таким же успехом он мог наведаться и к Борьке, ведь наш с Парамоновым роман развивался в его нынешней квартире.

Я забегала по комнате. Что же мне предпринять? Может, прямо сейчас позвонить Борьке? Нет, лучше я завтра же его навещу, прямо с утра. Все дело в том, что на меня снизошло еще одно озарение. Опять же запоздалое. Парамонов наверняка заходил к Борьке, иначе как бы он узнал мой новый адрес!

Дверь мне открыл вовсе не Борька, а какая-то совершенно неизвестная девица. Естественно, это явилось для меня сюрпризом. Конечно, я серьезно не рассчитывала, что Борька после нашего с ним развода подастся в монастырь, просто уж очень она была зеленая, эта девица. Я бы дала ей не больше семнадцати. Цыплячья шейка, неумелый макияж и худые коленки, торчащие из-под коротенького халатика. Ну и типаж. Алка таких называет пипетками. Почему? А бог ее знает, просто чувство юмора у нее своеобразное. Впрочем, хватит об Алке, речь не о ней. Речь об открывшей мне пигалице. Хотела бы я знать, кто она такая. Может» какая-нибудь Борькина родственница? Племянница, например. Ой, что-то я сомневаюсь.

– Вам кого? – девица поправила свою школьную челочку.

– Могу я видеть Бориса? – поинтересовалась я предельно вежливо.

– А его нет, он в магазин пошел, – бесхитростно ответила «школьница» и выжидающе на меня уставилась.

У меня появилось скверное предчувствие, что в квартиру меня не пригласят. И это предчувствие не обмануло: девица захлопнула дверь перед моим носом, даже не удосужившись спросить, кто я и зачем пришла.

Признаюсь, сначала я растерялась, а потом снова нажала на кнопку звонка. Вслед за этим мизансцена повторилась. Я вновь увидела цыплячью шейку, школьную челку и худые коленки.

– И когда он придет? – спросила я уже не так вежливо, как в первый раз.

– Сказал, что скоро, – без тени смущения отрапортовала девица и снова скрылась за дверью. Прямо как кукушка в настенных часах.

Мне только и оставалось, что подождать своего бывшего муженька на лестничной площадке. Или поискать его в ближайшем гастрономе за углом, обычно за продуктами он ходит туда. Нет, пожалуй, не стоит, вдруг мы разминемся. Торчать на лестничной площадке мне не хотелось, и я спустилась на пролет ниже. Там я уселась на широкий подоконник, на котором мы с Парамоновым в первый раз поцеловались. Прямо историческое место, хоть мемориальную доску вешай, усмехнулась я. А главное, с тех пор ничего не изменилось. Все то же стойбище детских колясок под лестницей, все тот же стойкий, невыветриваемый запах кошачьей мочи. Кажется, даже надписи на стенах те же.

Из очередного приступа меланхолии меня вывел неожиданный возглас:

– Галя, Галочка, это вы? Я вздрогнула и перевела взгляд с обшарпанных стен на лестницу, по которой медленно поднималась пожилая женщина в добротной дубленке и норковой шляпе-боярке. Это была «генеральша», по крайней мере, так ее величали в нашем подъезде, притом что ее муж, симпатичный, подтянутый и неизменно приветливый дядька, дослужился только до подполковника. Как ее звали?.. Такое претенциозное имя… Ах да, Иветта… Иветта Павловна. Точно, Иветта Павловна.

– Решили нас проведать? – «генеральша» слабо улыбнулась, за те два года, что мы не виделись, она здорово сдала. – А что же вы здесь сидите?

– Да вот, – я пожала плечами, – не пускают.

– Ах да, – на потускневшем Иветтином лице, с которого безжалостная рука времени стерла последние намеки на былую красоту, отразилось сожаление, – там ведь эта… юная особа свободных нравов…

Надо думать, она имела в виду девицу с острыми коленками. Значит, та и впрямь никакая не племянница.

– Просто Бориса нет дома, и я его здесь жду. – Я не стала развивать тему Борькиной личной жизни. В конце концов, на то она и личная, чтобы посторонние в нее не совались.

– Ну да, его нет дома, а она вас не пустила, – «генеральша» обиженно поджала губы, словно это перед ней захлопнули двери, – тогда пойдемте ко мне, что вам здесь сидеть на сквозняке?

– Что вы, я не хочу причинять вам беспокойство. Думаю, Борис скоро придет…

– О том, чтобы воспользоваться гостеприимством «генеральши», не могло быть и речи. Да о чем я буду с ней говорить, если Борька задержится дольше, чем я рассчитывала.

– Какое беспокойство! – горячо возразил? она и вдруг сникла. – А Петр Лазаревич умер, Галочка…

– Генерал умер? – выдохнула я.

– В прошлом году, как раз под Новый год, – всхлипнула овдовевшая Иветта. – Только он был не генерал, а подполковник, хотя какое это теперь имеет значение…

Мне стало жалко Иветту, ведь у них с мужем детей не было, значит, теперь она одна-одинешенька. Как я. С той лишь разницей, что я молодая, а она старая. И я могу еще что-нибудь предпринять, чтобы