Это уж точно. Я не стала жеманиться и корчить из себя невинную девицу дворянских кровей. Кстати, если я что-нибудь в этом понимаю, то коньяк был так себе.
Не могу сказать, чтобы от выпитого я почувствовала себя бодрее, но и хуже мне не стало. Мне даже показалось, что недавняя встряска благотворно сказалась на моих мозгах, потому что я наконец поняла, как мне следует общаться со всей этой сворой суперсыщиков: ничего не рассказывать о Парамонове, прежде чем они не выложат на стол свои карты. И теперь я молча поглощала жаркое, дожидаясь, когда Палтус заговорит.
А он уже управился со своей порцией и вовсю орудовал зубочисткой.
– По-моему, неплохо.
– А? – Мне трудно было переключиться на банальный разговор о жареном мясе.
– Отличное жаркое! – похвалил Самуил местную кухню.
– Пожалуй, – вяло согласилась я. Снова появился официант в красной поддевке и поставил на стол две чашки кофе.
Самуил отхлебнул глоток кофе и скривился:
– А вот кофе варить они не умеют. У меня не было ни малейшего желания рассуждать о качестве кофе, поэтому я даже пробовать его не стала.
– А как быть с этой паршивой овцой? – напомнила я об Ангелочке. – Он ведь хотел меня похитить. Может, стоит в милицию заявить?
– Я же вам сказал, что разберусь с ним, – Палтус вытер губы салфеткой, – а милиция тут ни к чему. Всегда лучше держаться от нее подальше и без крайней необходимости не беспокоить.
– Странная точка зрения для частного сыщика, – заметила я.
– Напротив, – возразил он. И тогда я пошла ва-банк:
– Вы и в самом деле хотите найти Парамонова?
Видели бы вы, как разгорелись глазки у этого гуся!
Он отодвинул в сторону недопитый кофе и покосился на влюбленную парочку, безмятежно ворковавшую за соседним столиком:
– Конечно, хочу. В этом не может быть никаких сомнений.
– А можно поинтересоваться, почему?
– В каком смысле? – не понял Самуил. Вернее, сделал вид, что не понял. – Ну, вы же частный детектив, так? А потому расследованием занимаетесь не по обязанности. Больше того, вы имеете возможность выбора, за какое дело взяться, а от какого с презрением отказаться. Опять же расходы… Вы возите меня на машине, жжете дорогой бензин, угощаете в ресторане. Извините за любопытство, кто вас нанял? – Я в упор посмотрела на него.
– По-моему, у вас превратное мнение о частных детективах. – На пухлой физиономии Самуила отразилась чуть ли не вселенская скорбь. Мол, обидно сознавать, что тебя держат за банального хапугу.
– Нет, это у вас превратное мнение обо мне, – заупрямилась я, – возможно, я и произвожу впечатление бедной овечки, и поступки мои не всегда благоразумные, но я не такая идиотка, какой кажусь. И если вы рассчитываете на мою откровенность, то учтите, я потребую от вас того же. А иначе, извините…
Самуил заметно занервничал, обвел опасливым взглядом «горницу», насупился, расправил невидимую складку на крахмальной скатерти…
– Понимаете, все будет зависеть от некоторых обстоятельств, вернее, от того, что вы…
– Торг здесь неуместен, – сурово отрезала я, – или мы сотрудничаем, или расстаемся без обид.
Самуил пригорюнился, как Иван-царевич на распутье.
– Думаю, этот вопрос нам стоит обсудить в другой обстановке, – наконец изрек он, – даже у стен бывают уши.
– Согласна, – кивнула я, – а еще у стен бывают глаза. Так что, выходим по одному с интервалом в пять минут?
– Вижу, вы начитанная девушка, – вздохнул Самуил, – но, поверьте мне, в жизни все проще, чем в книжках. И романтики поменьше.
С последним замечанием спорить было трудно, и я в очередной раз с сожалением констатировала, что Самуил Аркадьевич Палтус не имеет ничего общего с милыми моему сердцу Ниро Вульфом и Арчи Гудвином.
Глава 9
ПЯТЬДЕСЯТ НА ПЯТЬДЕСЯТ
– А теперь я приглашаю вас к себе, – многозначительно объявил Палтус, когда мы снова оказались в его зеленой «Шкоде».
– Может, не стоит? – засомневалась я, памятуя свои недавние приключения.
– Вам нечего бояться, – заверил меня Самуил.
Я не знала, что и думать. Как показала практика, осторожность в моем положении совсем не помешает, и в то же время много ли я разузнаю, если буду пугаться каждого куста.
– Ладно, я согласна, – довела я до его сведения свое решение. Между прочим, очень даже непростое.