говоря, пожалела родной коллектив по причине неумолимо надвигающихся новогодних празднеств. Вот кончатся все эти елки и утренники, тогда и рассчитаюсь.
И неважно, что я пока не знаю, куда податься потом, главное – перевернуть страницу, а(дальше разберемся, тем более что не каждый день такая возможность предоставляется – начать новую жизнь вместе с новым веком, да что там веком – тысячелетием! Правда, по этому поводу мнения, как говорится, разделялись, некоторые утверждают, что третье тысячелетие начнет свой отсчет только в 2001-м, но лично я не согласна ждать еще целый год, чтобы хоть что-нибудь изменить в своей судьбе. И надо же было такому случиться, чтобы история с Парамоновым приключилась со мной в столь сложный, переломный период моей жизни! А может, в этом есть некий знак, указующий перст судьбы, хотя я бы на ее (судьбы) месте выбрала на такой случай какой-нибудь другой способ.
Вот чем были заняты мои мысли во время репетиции новогоднего представления по сценарию, написанному нашей заведующей лет двадцать назад и с тех пор претерпевшему очень мало изменений. В те времена Зинаида Терентьевна самолично исполняла роль Снегурочки, а потому синий жупанчик из вытертого бархата и искусственную белокурую косу до копчика я унаследовала непосредственно от нее. Ясное дело, в этот наряд пора огородное чучело обряжать, но денег на новый у ДК нет как нет.
Чтобы хоть как-то замаскировать это безобразие, приходится изощряться: обшивать бархатный подол елочным «дождиком», блестками и прочей мишурой. С прошлого года Снегурочкин наряд обветшал пуще прежнего, его впору было расстелить на полу у входа в ДК, чтобы вытирать ноги в ненастную погоду. Разумеется, я довела свое мнение на сей счет до заведующей, большей частью для проформы, поскольку хорошо знала, что она ответит: «Ну придумай что-нибудь, в следующем году новый купим».
Возмущаться и спорить было бессмысленно, и я утешилась тайным знанием, что следующее новогоднее представление в нашем ДК пройдет без моего непосредственного участия. Тайным для бедной Зинаиды Терентьевны, которая не догадывалась, какую свинью я собираюсь «подложить ей в третьем тысячелетии.
– Ладно, нашью еще блесток, чтобы прикрыть дырки, – буркнула я и поплелась на сцену, где меня поджидали Дед Мороз, Винни Пух и Буратино, нетерпеливо переступающие с ноги на ноги. Все трое имели не менее жалкий вид, чем я.
– Моль всю шкуру побила, – печально поведал мне Алкиным голосом куривший в кулисах Винни Пух.
– Да ну? – не поверила я. – Она же искусственная!
– Подумаешь, искусственная! – присвистнула Алка. – Моль сейчас такая, капроновые чулки жрет! Видишь, уши какие?
Присмотревшись к Алкиным, тьфу ты, медвежьим ушам, я и впрямь заметила довольно обширные прогалины, через которые бессовестно проглядывала «начинка» – белый синтепон.
– Да, впечатляет, – посочувствовала я Алке и посоветовала:
– Попробуй залатать.
– Еще чего! – фыркнула Алка. – Пусть все видят, что мой Винни Пух – бомж.
– Хватит вам, свиристелки, давайте репетировать, а то мне сегодня внука из детсада забирать, – вмешался в нашу беседу Дед Мороз – пожилая библиотекарша Клара Семеновна. У Клары Семеновны зычный командирский голос и солидная комплекция, а потому в роли Деда Мороза она просто неотразима. Особенно если учесть то немаловажное обстоятельство, что наша самодеятельность испытывает хроническую нехватку мужчин.
– Да сколько можно репетировать одно и то же! – возмутилась Алка, жадно затянулась, как бывалый солдат перед атакой, и сунула окурок в банку из-под майонеза, стоящую на крышке старого расстроенного пианино. – С какого места начинаем?
Дед Мороз Клара Семеновна невозмутимо заглянула в потрепанный сценарий:
– Вот отсюда – «Елочка, зажгись!»
– Я так и знала, – хмыкнула Алка и пошкандыбала на сцену.
За нею проследовала безмолвная тень Буратино, роль которого досталась руководительнице кружка бисероплетения миниатюрной и моложавой Дине Макаровне. Мы с Кларой Семеновной остались за кулисами, поскольку по сценарию должны были появиться несколько позже, после знаменитого клича «Елочка, зажгись!». Однако до этого так и не дошло, и репетицию пришлось прервать в самом начале.
А произошло следующее. В строгом соответствии со сценарием Алка и руководительница кружка бисероплетения Дина Макаровна притворными детскими голосами задушевно вывели:
«Елочка, зажгись!», мы с Кларой Семеновной, громыхая валенками, выкатились на сцену, я открыла рот, чтобы проблеять: «Здравствуйте, дорогие ребята!» – и остолбенела. В двух шагах от сцены стоял майор Сомов и криво улыбался, склонив голову набок.
– Елочка, зажгись! – повторили Алка и Дина Макаровна расстроенным хором.
Я молчала, будто в рот воды набрала.
– Здравствуйте, дорогие ребята… – услужливо подсказала мне Клара Семеновна бодрым баском Деда Мороза.
– Здравствуйте, дорогие ребята, – сказала я тоскливо, глядя в безоблачно голубые глаза майора Сомова.
Он наградил нас вялыми рукоплесканиями, я уныло раскланялась и слезла со сцены.
– Прошу прощения за то, что сорвал ваше мероприятие, но я очень ограничен во времени. – В подтверждение своих слов Сомов посмотрел на часы, которые, насколько я в этом понимаю, были не из дешевых. Без сомнения, он приобрел их на свое скромное милицейское жалованье.
– Не стоит извиняться. – Я тяжело плюхнулась в ближайшее зрительское кресло в первом ряду.
Сомов последовал моему примеру и умостился по левую руку от меня.
– Вы еще не нашли Парамонова? Чтобы чем-то себя занять, я принялась рассматривать задник сцены, такой же старый и вылинявший, как и все в нашем дышащем на ладан ДК.