нем простым исполнителем. Ввел его, как было приказано, в семью Варламовых. Еще я отвечал за рацию. И все.

— Рация? — быстро спросил Скворецкий. — Где, кстати, она? Все там, под Подольском?

— Нет, зачем же. Мы ее забрали. Недели две прошло, как устроились, и забрали.

— Куда? К Варламовым? — поинтересовался Горюнов.

— К Варламовым? — Малявкин даже удивился. — Что вы! Разве можно. Нет. Мы ее опять закопали, только в другом месте. Невдалеке от Москвы. Гитаев нашел небольшой пустынный лесок возле одного из подмосковных совхозов, километрах этак в восьми — десяти от города, по Серпуховскому шоссе. Там автобус ходит, а от автобуса пешком минут сорок — час, не больше. И в лесу пусто, ни души. Вот там мы и припрятали рацию.

— Как же вы ее туда перебросили из-под Подольска?

— А это Гитаев устроил. Достал где-то машину. Он это умеет. Мастак!

— После приземления вы еще работали на рации, передавали что-либо немцам?

— А как же? Дважды. Первый раз, когда перевозили рацию. Тогда я передал — шифром, конечно, — что все идет хорошо: устроились у Варламовых, приступаем к выполнению дальнейших задач. Передача была закодирована.

— Шифр и код были у вас или у Гитаева?

— Сначала у него, а потом он передал мне: «Сам, говорит, кодируй. Не хочу возиться».

— Так. А второй раз?

— Второй раз не так давно. Недели полторы-две назад. Шифровка была совсем короткая. В ней «Музыкант» сообщал, что у дантиста уже был и контакт установлен. Одним словом, порядок.

— У какого еще дантиста? Какой контакт? — удивился Горюнов.

— Как — какой? Разве я про дантиста ничего не говорил? Неужели забыл? Виноват…

— Минуточку… — перебил майор. — К дантисту мы сейчас перейдем. Сначала попрошу ответить на такой вопрос: рация сейчас где? Там же, в лесу?

— Должна быть там, на месте.

— Найти ее сможете?

— Конечно.

— И еще вопрос. Было оговорено что-нибудь специально, кроме шифра и кода, что давало бы немцам уверенность, что на рации работаете именно вы, «Быстрый», а не кто-либо другой?

— Конечно. При окончании каждой передачи я должен отстукать дважды литеры «Г, М». Ну, кроме того, они, тамошние радисты, мой почерк изучили, знают, как я работаю на ключе. Если бы кто стал вместо меня работать — моментально разгадают.

— А если так, если ваш почерк изучен, зачем «Г, М»? С какой целью? Дублирование?

— И дублирование тоже, но не это главное. Литеры для чего? Если мне, например, пришлось бы не по своей воле работать…

— Как это — не по своей воле? — Скворецкий сделал вид, что не понял Малявкина. Тот посмотрел на майора с недоумением.

— Как не по своей воле? Да очень просто: попадусь, скажем, и чекисты заставят меня работать. Тогда я весь текст передам, шифрованный, кодированный, а «Г, М» не отстучу. Значит, провалился. Сцапан.

— Но вот вы попались, вас «сцапали», как вы изволили выразиться, и что же? Вы сами нам все выложили. К чему же ваши «Г, М»?

— Да, попался, — как-то неожиданно твердо сказал Малявкин, глядя Кириллу Петровичу прямо в глаза, и даже выпрямился. — Попался. А врать больше не буду. Хватит!.. К тому же… — он замялся, — к тому… На рации мне все одно больше не работать. Ну и слава богу! — Он махнул рукой и сразу сник.

Кирилл Петрович незаметно переглянулся с Виктором и сказал:

— Боюсь, пророк из вас плохой. Может статься, что к рации и вашим «Г, М» мы еще вернемся, и даже довольно скоро, а теперь расскажите о дантисте.

Ната долго не могла прийти в себя после посещения Раисы Максимовны Зайцевой. Не то чтобы само это посещение уж слишком потрясло ее, но так много на нее за последние дни свалилось всякого, а тут еще эта встреча с Раечкой. И — собственная роль… Трудно было Нате: одна, совсем одна, никому не нужна, всеми — родными, близкими — брошена. Была школа, были друзья, подруги, но всех разметала война, эвакуация. Комсомол… Да, конечно, Ната ни на минуту не переставала чувствовать себя комсомолкой.

Еще там, в Уфе, окончив десятый класс (хоть это удалось!), Ната хотела пойти на завод, так тетка не пустила. Всей душой Ната стремилась на фронт — бойцом, медсестрой, все равно, — и опять не разрешила тетка. Вечно она вмешивалась в ее жизнь, вечно не давала самостоятельно шага ступить…

И что она за человек? Сколько лет Ната провела в семье Варламовых, а не может понять Еву Евгеньевну. Ради чего она живет, к чему стремится? Вот теперь эта история с Гитаевым. Что у Евы Евгеньевны с Гитаевым был роман, в этом Ната не сомневалась. Но ограничилось ли все романом? Ведь неспроста сбежала Ева Евгеньевна, бросив все. И кто такой Гитаев? Дезертир? Шпион? И Малявкин, Боря Малявкин? Боже, до чего все запуталось…

А дядя? И его запутали? Нет, если уж и дядя… Не может этого быть. Но почему он послушался Еву Евгеньевну, почему бежал? Почему?

Нате вдруг страшно захотелось, чтобы сейчас, сию минуту, здесь, в этой комнате, очутился Кирилл Петрович, майор Скворецкий. Этот человек вызывал у нее безграничное доверие. И, конечно, Кирилл Петрович ее поймет, даст нужный совет, скажет, что ей делать дальше. И почему она не поговорила с ним по душам, не высказала все, что так ее тревожит?

Невеселые мысли Наты прервал резкий телефонный звонок. Она нехотя поднялась с кресла: опять, наверное, дядю. Опять с работы. А что она может сказать? Уехал — и все…

Ната неторопливо сняла трубку:

— Слушаю.

— Кто со мной говорит? — послышался грубоватый голос, в котором звучали повелительные интонации; Ната оробела.

— Это… это племянница профессора Варламова.

— Ах, племянница! Слушайте, девушка, попросите-ка к телефону кого-нибудь из наших товарищей.

— Ка-каких ваших товарищей? Кого? — совсем растерялась Ната.

— Как — каких? Не понимаете? Ну, кого-нибудь из тех, кто у вас дежурит.

— Понимаю, — сообразила Ната. — Одну минуточку. Товарищи, — обернулась она к вошедшим на звонок чекистам, чуть относя трубку в сторону, — это вас.

Один из сотрудников поспешно выхватил у Наты трубку, прикрыл ладонью и тихо прошептал:

— Кто? Кто спрашивает?

— Н-не знаю, — испугалась Ната. — Кто-то незнакомый.

— Скажите, что вы пошутили, что тут никого нет, и вы не понимаете, что ему нужно. Да живо, живо! Поворачивайтесь. — Он протянул Нате трубку.

— Вы слушаете? — каким-то тонким, пискливым голосом сказала Ната. — Слушаете? Я… я пошутила. Тут никого нет. Алло? Алло?

В трубке слышалось чье-то дыхание, но никакого ответа не последовало. Затем раздался щелчок и частые гудки.

— А, черт! — не сдержавшись, выругался оперативный работник. Отстранив Нату, он вырвал у нее трубку и быстро набрал номер Скворецкого. — Товарищ майор? Докладывают с известной вам квартиры. Ерунда тут сейчас получилась… — Он коротко сообщил о звонке.