– А если он вернется?

– Не вернется.

– А ты, значит, вернулась? – поинтересовался почтальон. – Насовсем?

– Нет, только за вещами. Нашла кое-кто получше этой дыры.

– Ага. – Мэнни понимающе кивнул. – Давно надо было. Такая головастая девчонка – и в таких трущобах. – Он подмигнул и дал мне увесистого шлепка по заду. – Ты давай там, не кисни!

Наградив его ответным тычком под ребра, я направилась было в квартиру, но обернулась.

– Мэнни!

– Ну, чего тебе еще?

– Если надумаешь бросить жену, дай мне знать, ладно? Мы уже вроде как спелись, дело за малым.

– Ух ты, вертихвостка!

Похохатывая, почтальон вышел, а я прикрыла дверь и начала наконец упаковывать вещи.

В тот же день, ближе к вечеру, я вышла из ванной в жилище над гаражом и задумчиво оглядела имущество, которое сочла достаточно ценным, чтобы прихватить с собой в новую жизнь. Его было не так уж много, в основном книги и репродукции картин. Все остальное я отвезла в ближайшую женскую ночлежку.

Вытирая волосы, я переводила взгляд с одной наклейки на другую, заново оценивая еще не достигнутое.

«Сменить прическу».

«Повидаться с родителями».

«Сделать что-нибудь стоящее».

«Выяснить название музыки в голове».

«Понять, чего я хочу от жизни».

«Сказать Уолтеру».

Дойдя до последней, я в очередной раз пожалела, что дала себе клятву не браться за это, пока не добьюсь всего остального. Ведь всего-то и требовалось – позвонить и предложить встретиться. Уолтер примчался бы молнией, схватил меня и стиснул в объятиях, щедро отдавая и ничего не требуя взамен. Боже, какое это было бы облегчение!

Но мне тоже хотелось не брать, а отдавать, и именно поэтому следовало нести свой крест до конца.

Некоторое время я стояла, раздираемая противоречиями, потом завалилась на постель и уставилась в потолок. Не лучше ли махнуть на все рукой и позвонить? Что, если это самое «обретение себя заново» – всего лишь расхожая чушь, которой кормят своих пациентов психоаналитики? Даже если они сами в это верят. Это вовсе не значит, что и я должна на это покупаться. А я купилась, воспользовалась этой чушью как доводом, чтобы избегать Уолтера. Но времена изменились, и мне больше не хочется ею избегать – наоборот, хочется, чтобы наши отношения развивались.

Все, к черту наклейки!

Вздохну наконец свободно.

Я и правда вздохнула, но вздох был тяжелым. Сняв со стены только одну наклейку и держа телефон наготове, я стала рыться в «Желтых страницах», в разделе «Салоны красоты».

– Я хотела бы изменить прическу.

– Что вы предпочитаете? – задала наводящий вопрос стилистка, которой злая судьба предначертала мной заняться. Это была совсем молоденькая девчонка с розовыми волосами по имени Анна.

– Все равно. Просто другую.

– П-просто другую?

Зеркало отразило испуг у нее на лице. Невольно подумалось, что клиентка, выразившая такое желание, непременно уходит в слезах, с угрозами подать в суд и паническим страхом, что волосы уже больше не отрастут.

– Послушайте, мне действительно все равно, – сказала я, пытаясь приободрить стилистку. – Можете покрасить мне волосы в рыжий цвет, осветлить, сделать мелирование или совсем короткую стрижку, даже химическую завивку. Короче, дайте себе волю. Позабавьтесь всласть. Поиграйте со мной, как с Барби.

– Нет, в самом деле? – Она все еще не могла поверить своему счастью.

– Ей-богу.

– Круто!

– Что у тебя с волосами?!

Пораженная Элизабет выронила сумку и во все глаза уставилась на мою голову. Она даже забыла прикрыть дверь, не говоря уже о том, чтобы представить своего спутника, высокого симпатичного мужчину, весь вид которого говорил, что он очень доволен жизнью.

– Ничего особенного, – пожала я плечами. – Просто сменила прическу.

– Но это же… это же «ежик»! И притом морковно-рыжий!