Дог покосился на меня и, вот ей-богу, пренебрежительно хмыкнул.
– Ванда… – Подоспевшая Молли смотрела на меня во все глаза. Блондинка несколько под отстала, но уже было ясно, что она не готова принять меня так легко, как собака.
– Да, это я. Привет, Молли!
После короткого колебания она улыбнулась. Я успела заметить у нее на глазах слезы, прежде чем была заключена в объятия.
– Я так рада, что ты приехала!
Это прозвучало достаточно искренне, чтобы я немного расслабилась. Ведь что-то должно же и удаваться.
Тем временем блондинка присоединилась к нашей теплой компании. Я сочла разумным с ходу развеять ее подозрения.
– Привет! Я Ванда Лейн, не лесбиянка. Возможно, это было уж слишком прямолинейно, но атмосфера сразу потеплела, и моя рука была принята.
Грета и Молли обустроили дом в деревенском стиле, и, должна сказать, мне еще не приходилось видеть столько всевозможных безделушек и милых пустячков вроде тряпичных кукол, изделий из соломки и простецкой керамики.
– Ух ты! – вырвалось у меня. – Воображаю, сколько нужно времени, чтобы смахнуть пыль.
Молли только улыбнулась, водружая кувшин с каким-то прохладительным напитком и граненые стаканы на стол, рядом с блюдом искусственных фруктов.
– Ты точно такая, какой я тебя представляла по рассказам, – заметила Грета.
Интересно, хорошо это или плохо?
– Ну, я вас оставляю. Дам возможность всласть поболтать. – Грета чмокнула Молли в щеку, потом коротко, но тепло обняла, демонстрируя близость. – Если что, я у себя.
С этими словами она удалилась, а Молли наполнила стаканы и села.
– Вот, значит, как, – задумчиво произнесла я, глядя в ту сторону, куда удалилась ее подруга. – Не знала, что ты из такого теста!
Молли промолчала, только щеки порозовели.
– Вообще-то я ничего не имею против однополой любви! – заторопилась я.
– Расскажи о себе, – попросила Молли. – Как живешь?
– Отлично. Бросила этот «Восьмой канал» к чертовой матери.
– И правильно сделала! – сказала она с чувством. – Мне всегда казалось, что тебе там не место.
– Мне тоже.
Наступило продолжительное молчание, во время которого материализовался и сел с нами за стол призрак Джорджа. Избавиться от него можно было только рубанув сплеча, что я и сделала.
– По-моему, нам давно уже пора кое-что выяснить между собой. Потому я тебя и разыскала.
Призрак лопнул, как мыльный пузырь, но хотя Молли отлично понимала, о чем речь, она не сказала ни слова.
– Это насчет Джорджа, – зачем-то добавила я.
– Ты права, нельзя оставлять такие вещи невысказанными, – наконец заговорила Молли. – Они лежат в памяти, как тяжелый камень.
Я подобралась в ожидании обвинений.
– Прости, Ванда! Я поступила мерзко, гнусно! Видела, как Джордж тащит тебя к двери за волосы, но ничего не сделала, даже не вызвала полицию!
Моя бедная челюсть снова улеглась на грудь. Старательно взлелеянный образ разрушительницы чужих жизней разлетелся вдребезги. Но ей-богу, мне и в голову не могло прийти, будто Молли тоже может казниться тем, что в тот день оказалась не на высоте.
– Нет, что ты! – вскричала я, опомнившись. – Ты ни в чем не виновата! Я совсем не об этом, а о том, что…
Боже мой, Молли, это какое-то грандиозное недоразумение!
– Мягко выражаясь, – горестно сказала она. – Я бы назвала это преступной трусостью. Бросила тебя на произвол судьбы. Просто сунула голову в песок, как страус. Смылась куда подальше.
– И правильно сделала! – пылко заверила ее я. – Ты уже достаточно настрадалась, тебе требовалось отдышаться, пожить спокойно. Это я во всем виновата, я натащила тебе в дом дерьма!
– Я тогда ужасно перепугалась, – призналась Молли, вытирая мокрые щеки. – Просто до смерти! Ты не представляешь, как мне совестно…
– Не представляю и не хочу представлять, – заявила я, все больше проникаясь неожиданным поворотом ситуации. – Вина тут целиком моя, и ничего другого я не желаю слушать!
Грета появилась бесшумно, словно вдруг материализовалась у стола. Она положила перед нами пачку бумажных платков, сочувственно улыбнулась и также бесшумно вышла. Только тут я ощутила, что тоже плачу (если честно, слезами облегчения), и схватилась за платок.
– Хоть это и не мой профиль, Молли, – сказала я, махнув рукой вслед Грете, – но должна признаться,