лежали два конверта. Один на другом — его и Маринин.

В прихожей зазвонил телефон, Андрюша схватил трубку:

— Слушаю.

И тут же понял, что зря проявился первым.

— Андрюша, это вы? — услышал он в трубке голос Марины.

— Так точно, — сгоряча по привычке ответил Андрюша.

Марина не засмеялась, не пошутила, а сказала серьезно и тихо:

— В семь часов будьте с Сашей в больнице. Четвертое отделение. Второй этаж. В семь. Очень нужно.

И повесила трубку. Андрюша послушал резкие короткие гудки, включаясь со сна в ситуацию: Марина позвонила в семь утра, значит, с ней что-то случилось…

Только он повесил трубку, телефон затрезвонил опять. Андрюша рванулся тут же схватить трубку, но понял, что Марина все сказала, что звонит кто-то другой. Он медленно снял трубку и не проявился.

— Андрюша, это ты? — услышал он взволнованный голос Сергея Николаевича. — Отвечай, Андрюша! Почему молчишь?! Отвечай!…

Он все кричал что-то, пока Андрюша нес трубку до рычага.

«Утро начиналось энергично», как говорил капитан Слесарев после ночного обстрела.

Срочно нужен был Алик, трезвый Алик. Себя тоже не мешало привести в порядок. День обещал быть крутым.

Андрюша пошел в ванную. Разделся и встал под душ. Только он намылил голову, кто-то резко толкнул его в спину. Андрюша чуть не упал в скользкой ванне. Ухватившись рукой за колонку, оглянулся — рядом никого не было. Кажется, снова зазвонил телефон. Андрюша голый выскочил в прихожую: нет, никто не звонил. А внутри у Андрюши надрывался зуммер тревоги.

Он начал лихорадочно одеваться, напяливая на мокрое тело джинсы и полосатую рубашку из обносков.

Лифта он дожидаться не стал, бросился по лестнице бегом. Выскочив на улицу, он встал под аркой и огляделся. Утренняя улица была пуста, только у магазина «Диета» уже сидела пара «синяков». У тротуара стоял белый микроавтобус «форд-транзит» с красными полосами на борту и с крестами на задних дверях. Какой-то «синяк» не дождался открытия похмельной кормушки, подумал Андрюша.

И вдруг он увидел Алика.

Он стоял у автобуса в окружении трех крепких парней в кожаных куртках. Алик, опустив голову, что-то им доказывал. Он улыбался, парни тоже улыбались, показывали ему на дверь «скорой», явно приглашая сесть в машину. Алик разводил руками, качал головой, отказывался.

Андрюша вдоль стен домов пошел к нему навстречу.

Один из парней оглянулся, и лицо его вдруг стало суровым. Он грубо схватил Алика за руку, но Алик отпихнул его свободной рукой, парень что-то крикнул напарнику. Тот открыл заднюю дверцу, взвизгнули железные колесики, из дверцы выкатились носилки. Двое схватили Алика под руки и потащили к носилкам.

«Синяки» вскочили со скамейки, что-то закричали парням возмущенно. Тот, что вытащил носилки, подошел к ним вразвалку и спокойно, на каждого «синяка» по удару, вырубил правозащитников. «Синяки» легли под скамейку.

Андрюша уже бежал вдоль стен домов. Алик его увидел и отчаянно задергался в руках парней. Парень у скамейки тоже увидел бегущего Андрюшу и бросился по газону ему наперерез. Андрюша вскрикнул, подпрыгнул на ходу и встретил его пяткой в подбородок. Встречные скорости сложились — у того парня чуть не отвалилась башка, а Андрюша помчался дальше.

Двое оглянулись на вскрик. Отпустили Алика. Один спиной прижал Алика к машине, а старший расставил ноги и достал из плечевой кобуры пистолет. Крикнул:

— Стоять! Стреляю!

Андрюше оставалось бежать до них шагов семь. Резко остановиться он не мог, и старший знал это. Нехорошо улыбаясь, он поднимал пистолет.

За его спиной возник бледный Алик и воткнул ему в затылок свой обшарпанный ТТ:

— Брось оружие!

Об асфальт тяжело звякнул ПМ. Алик схватил старшего за шиворот. Не отводил пистолет от затылка.

А Андрюша разрядился серией на другом. Тот согнулся, обхватил голову руками. В такт Андрюшиным ударам приговаривал, как стихи:

— Всё… всё… Пи…ц… Хорош… Пи…ц… Хорош… Уходим… — И упал на колени.

Алик отпихнул старшего, поднял с земли ПМ, вытащил обойму, протянул старшему:

— Ты сам виноват, капитан… Я же сказал, что я сегодня очень занят… Держи…

Старший бегал глазами, все еще надеясь как-то спасти ситуацию, вертел в руках ненужный пистолет.

— Передай Никите, что я уволился… По собственному желанию… Так и передай… Пошли, Первозванный…

И он пошел к Литейному. Но Андрюша догнал его и бегом потащил в проходняк у кинотеатра «Спартак». Пока бандиты не опомнились…

Они отдышались только на скамейке в круглом скверике у Спаса Преображения. Алик был бледен и все оглядывался. Наконец он осторожно щелкнул зажигалкой и прикурил. Руки его дрожали.

— Зря ты ему пистолет отдал, — пожалел новенький ПМ Андрюша.

— Ему же отчитываться, — вздохнул Алик.

— Чьи это бандиты? — взял у него зажигалку Андрюша.

Алик испуганно оглянулся, ответил чуть слышно:

— Это не бандиты… Это мои бывшие коллеги по работе…

— Из сумасшедшего дома? — прикурил «беломорину» Андрюша.

— Что? — не понял сначала Алик, а потом тихо засмеялся. — Нет, эти покруче… Эти из КГБ… — И он опять оглянулся.

— Ты же сказал, что с КГБ не работал?

— Я и не работал, — опустил голову Алик. — Это они со мной работали… А я от них ушел…

Алик поднял голову, поглядел на медный купол собора и быстро перекрестился:

— Господи, пронеси… Господи…

— Как они тебя нашли?

— Когда? — оглянулся вокруг Алик. — Вообще или сегодня?

— Сегодня. За каким хреном ты из дома вышел?

Алик закрыл глаза. Покачал головой:

— Утром я позвонил Никите… Ты еще спал…

— Кто такой Никита?

— Никита был моим другом… У него остались мои записки… Мне срочно они понадобились… Срочно… Вот я ему и позвонил… Договорились встретиться через полчаса, у магазина «Диета»…

— А он этих парней на тебя навел? — понял Андрюша.

Алик зябко передернул плечами:

— Я не сержусь на него… Если бы они узнали, что он встречался со мной и им ничего не сказал… Никите бы было очень плохо… Я не сержусь… Эти мальчики пострашнее «папиных» краснокожих… Но мне очень нужны мои записки… Очень…

— О чем записки?

Алик посмотрел на огромные двери белоснежного храма и вздохнул:

— Жалко — храм еще закрыт… А то бы мы причастились с тобой, Первозванный… Пока не оскоромились… И я бы тебе кое-что поведал… Жалко. Но ждать причастия мы не можем… У нас времени нет…

Под куполом собора что-то захрипело — на соборе ожили часы. Бо-о-ом — прокатилось над площадью. Алик перекрестился то ли на кресты, то ли на часы.