— Это ответ истинного врача.
— Почему? — не понял Алик.
— Когда врач может помочь, о Боге не вспоминают. Когда медицина бессильна, все сваливают на него. Это подло. Сваливать на него свое бессилие.
Она сказала это с такой горечью и обидой на медицину, что Алик счел своим долгом заступиться за профессию:
— Вы не правы, Светлана Филипповна. О Боге изначально должен думать пациент. А врач в любом случае делает все возможное.
Светлана посмотрела на него печально и презрительно:
— Это еще подлей, Саша. Сваливать все на несчастного, страдающего человека.
«Ого! — подумал Алик. — Магамба прав. Она любит его. Как она его любит!» Но оставить без внимания ее презрение он не смог:
— Я ни на кого не сваливаю. Я просто констатирую факт. Болезнь одна, лечение одно, но один выздоравливает, а другой почему-то умирает. Загадка.
Светлана, звякнув браслетами, утопила в песке окурок:
— А что с Васей? Только честно.
Алик задумался, как ей честно объяснить болезнь Василия, и не смог придумать:
— Там… Ну… Там чужое вторжение.
— Рак?! — по-своему поняла его Светлана.
— Ну… — пожал плечами Алик, — можно и так.
— Почему же он обратился к вам? К психологу?
— Он хочет понять причины своей болезни.
— Он думает, что в ней он сам виноват?
Светлана надолго отвернулась от Алика. Он уже хотел уходить, решив, что разговора не будет, но она неожиданно сама сказала то, что он так ждал от нее услышать:
— Он прав. Это наказание. За его предательство! Да, это кара Господня.
Алик сидел, боясь пошевелиться, боясь помешать ей неловким движением, но она опять замолчала, легла грудью на полотенце, звякнув браслетами. И тут Алик решил пойти в атаку:
— Странно… А он мне сказал, что это вы его предали…
— Он сказал?!
Алик не ожидал такого взрыва. Светлана вскинулась с подстилки, села напротив него на колени, вцепилась руками в песок. Не стесняясь голых грудей, трясла головой и повторяла:
— Он сказал?! сказал?!
Алик посмотрел на ее трясущиеся, вялые уже фуди и отвернулся.
— Он ничего не понял! Ни-че-го! — стонала у него за спиной Светлана.
Алик, прищурясь, смотрел на искрящийся на солнце залив и ждал. Он знал, что она не захочет остаться виноватой. Сейчас она расскажет, все расскажет, только надо чуть-чуть подождать. Он слышал, как за спиной сухо стукнули деревянные ручки пляжной сумки. Наконец, успокоившись немного, она спросила:
— Вы еще увидите его?
— Не думаю, — ответил Алик, не поворачиваясь к ней.
Она схватила его за плечо, резко повернула к себе:
— Вы должны его увидеть! Должны!
Она смотрела исподлобья, завязывая за спиной тесемки пляжного лифчика. Потом подняла руки и решительно сдвинула к локтям звенящие браслеты, будто засучила рукава для драки.
— Он ничего не понял. Вы должны ему помочь.
— Как? — залюбовался ею Алик.
— Напомните ему ЕГО предательство. — Она вдруг с надеждой посмотрела на Алика. — Если он поймет — он вылечится? Вы же в это верите?
— Верю, — серьезно ответил Алик.
Она тревожно обернулась, словно боялась, что ее кто-то может подслушать. Но пляж в обе стороны был пустынен и тих. И Алик обернулся на коренастые прибрежные сосны, подумав: «Только бы Андрюша с Петровичем не пришли. Только бы не помешали». Светлана подтянула подстилку к корме баркаса, поманила рукой Алика:
— Ложитесь рядом. Здесь нас никто не увидит. А у нас весь пляж как на ладони, — она показала свою узкую ладонь, а потом ею нетерпеливо хлопнула по подстилке: — Ну, ложитесь же! Рядом!
Алик лег рядом с ней на узкую для двоих подстилку, ощущая бедром ее горячее розовое бедро, чувствуя исходивший от нее запах миндального крема. «Необычная позиция для исповеди», — подумал он, сглотнул и отодвинулся бедром от ее бедра. Она быстро посмотрела на него, но сделала вид, что не обратила на это никакого внимания. Опершись на локти, закрыла лицо руками:
— Он вам рассказывал обо мне?
— Да… Можно сказать, он мне исповедался.
— Не-ет, — покачала головой Светлана.— Это не исповедь, если о главном он ничего не сказал.
Она замолчала, но Алик знал, что торопить ее ни в коем случае нельзя. Она сама сейчас расскажет о «главном». И она начала:
— Он вам рассказывал про наше «тайное венчание»?
— Да.
— Это была лучшая ночь в моей жизни, — торжественно сказала Светлана. — Мне ее никогда не забыть. — Она бросила взгляд на Алика и оправдалась зачем-то: — Может быть, потому, что это у меня была первая такая ночь.
Алик машинально опять придвинул свое бедро к ее горячему бедру. Она посмотрела на него вопросительно. И Алик спросил:
— Почему же вы бросили его?
— Я? — поразилась Светлана.
Она опять хотела вскинуться, дернулась бедром и осталась лежать.
— Он вам так сказал?
— Да.
Она презрительно засмеялась. Даже не засмеялась, а так, смехом, показала свое отношение к Василию. Потом тихо сказала:
— Саша, вы психолог. Оцените то, что я вам сейчас скажу. Может, там и есть начало его болезни. Вы меня слушаете?
Алик лег повыше, вровень с ее лицом, поглядев на дюну: «Только бы Андрюша с Петровичем задержались».
— Вы внимательно слушайте,— шепотом предупредила Светлана. — То, что он сделал, — необъяснимо. После «тайного венчания»! Если вы объясните мне его поступок, я скажу, что вы гений, гений психоанализа.
Алик лег подбородком на махровую подстилку и закрыл глаза:
— Я готов стать гением.
И Светлана начала свою исповедь вкрадчивым шепотом, прямо в ухо Алику, как лучшей своей подруге:
— На курсе у нас девочек было только двое. Я и Милочка. Страшненькая, пучеглазенькая, но милочка. Милочка — этим все сказано, правда? Она была подружка для всех, свой парень. Все плакались ей в жилетку. А я была горда и неприступна. За меня шла война. Жестокая и кровавая война. Я была непреклонна…
Когда мне исполнилось тринадцать лет, мама мне объяснила, что в женщине самое главное. Что в ней дороже всего ценит настоящий мужчина. А вы-то, кстати, знаете, что это такое? Вы-то настоящий мужчина? А? Что вы сказали? Что самое главное? Чис-то-та? А что это такое? Да не оправдывайтесь. Я понимаю, что слою дурацкое. Мойдодыром каким-то пахнет. Я понимаю, что вы имели в виду. Собачью преданность вам! Правда?
Надо сказать, что мать у меня южная женщина. С Кавказа. Нет, русская с Кавказа. Это особая порода