Алик улыбнулся и опустил голову:

— Видишь ли, Вася… Меня потрясла твоя концепция. Я все время думаю о ней. Все время думаю…

— Ну и что? — напрягся Василий.

— Что-то в ней от тебя, а что-то от твоего агрессора.

Василий открыл рот и засмеялся беззвучно:

— Концепция его потрясла! Она моя! Целиком моя!

Алик не выдержал и тоже засмеялся вместе с ним:

— Что-то в ней есть такое, чего я принять не могу. — Алик пододвинулся к нему поближе, сказал шепотом: — Вася, ты же мне так и не рассказал тогда про ту весну.

— Какую весну? — прищурил серый глаз Василий.

— Когда ты стал чертом. Расскажи, Вася.

Распахнулась дверь. Не дождавшись паузы. На пороге стоял доктор, бодро улыбался Василию:

— На сегодня все! Завтра, Василий Иванович, мы вас в колясочке вывезем. — Доктор подошел к окну. — На дворе-то какая благодать. Смотрите-ка, опять настоящее лето. Прямо Пицунда… Прямо Гурзуф или Судак.

Василий приподнялся на локте, хрипло крикнул ему:

— Закрой дверь с той стороны!

Дверь бесшумно закрылась за доктором. Василий лег, тяжело дыша. На лбу у него выступила испарина. Алик растерянно крутил в руке пачку сигарет, оглядываясь на дверь.

— Кури, — тихо сказал Василий. — И не оглядывайся. Здесь я хозяин.

Алик чиркнул зажигалкой, с удовольствием глубоко затянулся и спросил:

— Вася, когда ты почувствовал в себе новую энергетику?

Василий мрачно на него посмотрел:

— Она всегда была. Я ее всегда чувствовал.

— Ты сказал: «Я снова стал молодым». Когда ты это почувствовал? В какую твою весну? А?

Василий стащил со спинки кровати свежее вафельное полотенце, промокнул лицо:

— Чума… Чу-ма ты, Саша…

Алик стряхнул пепел в блюдечко с расколотыми ампулами:

— Чума? Так на зонах тюремных врачей зовут.

Василий нехорошо улыбнулся, растянул полотенце

в жгут, как эспандер:

— Я же тебе все рассказал. Чистосердечно. Мы даже пили с тобой на «я»! Забыл?

— Почему? Помню. Мы ведь не очень пьяные были. Я помню, ты обещал про ту весну рассказать.

Василий забросил полотенце на спинку кровати, рассмеялся хрипло:

— Саша, это я так… фигурально… в каждую весну черт бьет копытом под ложечку… в каждую. Или я не прав?

Алик вонзил сигарету в хрустнувшие осколки ампул:

— Дело твое… Ты взрослый человек… Ты отказываешься от моей помощи. Так я тебя понял?

Василий подмигнул Алику:

— Ты и так мне здорово помог. Ты диагноз поставил. Дальше я сам, доктор. Не беспокойся. На зоне я с такими монстрами дело имел. И всегда верха держал. Не волнуйся за меня, Саша. Внутри себя я как-нибудь с ним справлюсь.

— Думаешь справиться с ним, как на зоне справлялся с зеками? — Алик наклонился к его лицу вплотную и сказал сурово, прямо в разные его глаза: — Раньше таких людей, как ты, жгли на кострах инквизиции. Теперь их лечат высоковольтным током в сумасшедших домах. Раньше нетелесных посланцев астрала называли просто и без прикрас — БЕСЫ.

Василий резко откинулся от Алика:

— Кончай! Чего ты хочешь?

— Хочу поставить тебе окончательный диагноз. Ты одержим бесом, Вася.

Василий дернулся, рука потянулась за тумбочку.

— Не надо вызывать охрану. Подожди, — предупредил его Алик. — Твои штурмовики всегда успеют. Вася, я же доктор, а не следователь. Я помочь тебе хочу. Я же не виноват, что у тебя болезнь такая. Я твою болезнь ощупать, ножичком полоснуть и выбросить в кровавый тазик не могу. Я могу помочь тебе, только выслушав тебя. Ты мне душу должен раскрыть. Должен. Если вылечиться хочешь. Если не хочешь под высоковольтный ток.

— Чума! — закрыл глаза Василий.

— Я понимаю — тяжело… Но у тебя другого выхода нет…

Василий оторвал наконец руку от тумбочки:

— Достал меня; чу-ма.

Алик глядел на него ласково:

— Это тебе самому нужно, Вася. — Алик покрутил ладонью над головой. — Бес-то твой рядом. Если мы сейчас назовем его по имени, он может сам уйти. Назови его, Вася.

Василий вздохнул:

— Я эту энергию в себе почувствовал, когда мне Гоша по телефону доложил, что ты… что тебя больше нету… — Василий сел. — Слушай! Так это, может быть, твоя энергия и вошла в меня? А?! Ты и есть мой бес?!

Алик весело рассмеялся:

— Ну ты артист.

Алик придвинул стул вплотную к кровати, потянулся рукой к груди Василия. Тот вжался в подушку. Алик осторожно дотронулся до висевшего у него на груди красного амулета на кожаном шнурке:

— Что это?

— Подарок, — тихо ответил Василий.

— Чей подарок?

Василий улыбнулся растерянно:

— Да это так… Чушь…

— Говори!

Василий закрыл глаза:

— Ты представляешь, в самом центре Нью-Йорка, у Центрального парка, в солидном доме — грязная квартира. Чучела какие-то… Куры, петухи… Жуть. И старый ниггер в гавайской рубашке навыпуск и босиком…

— Кто он? Астролог? Знахарь?

Василий пожал плечами:

— А черт его знает! Янки его с Гаити привезли. Помнишь, они туда морскую пехоту забросили, чтобы посадить президентом своего человека? Туда своего посадили, а этого ниггера с собой привезли. Он их военное ведомство консультирует… Так говорят.

— Зачем ты к нему пришел?

Василий протянул задумчиво:

— Пришел один вопросик задать.

— Какой вопросик?

Василий усмехнулся:

— Я спросил его: «Скажи-ка, Магамба, помнит меня одна женщина или нет?» Вот и все.

— Почему ты его назвал Магамба?

— Его все так зовут.

— И что он тебе ответил?

Василий опять усмехнулся:

— Он не сразу ответил. Поломался сначала: «Это стоит больших денег». Я говорю: «Плиз, сэр, проси любую сумму». Он пробормотал что-то про себя, а потом говорит: «Я с тебя ничего не возьму». Я думал, он шутит. Я говорю, бери, пока я добрый. А он подвел меня к какому-то деревянному истукану, вымазанному красной краской и залепленному куриными перьями: «Мой бог не велит с тебя деньги брать». Я засмеялся: