— Ну да, они вместе с разведкой и группой товарищей отправились на перевал разведать обстановку… Ну, кстати, и заодно чтобы решить, куда кому становиться, где селиться, где что под обстрел брать и так далее.

— То есть, от нас СОБы поехали, так?

— Ну почти, только частично поехали, а там, на месте, уже пешком, мало ли что…

Ясненько, коллеги скрылись от скуки в боевом походе. Сказать честно, я бы тоже не отказался бы съездить не рекогносцировку. Все лучше, чем бесцельно шататься из угла в угол, вернее, от одной машины к другой.

Скука…

Я вернулся к исходному пункту — к кабине своей машины. Потаращился немного не нее, потом вздохнул, и запрыгнул внутрь. Вытянул ноги, опустил козырек фуражки на глаза и расслабился. В памяти всплыла фраза Дейла Карнеги, из того первого, в мягкой обложке, издания: «Морские пехотинцы США потому такие сильные, что они часто отдыхают».

Капитан Молчанов был в отпуске, поэтому его и не было среди нас. Вот к кому бы я пошел с большим удовольствием. Он наверняка бы взял с собой гитару, и обязательно стояла бы на каком-нибудь столике бутылка водки, а еще две-три пустые валялись бы под ногами. И меня бы тоже обязательно угостили. И я бы выпил эту водку залпом, и внутри стало бы тепло, в голове весело, и жизнь показалась бы совсем не плохой штукой. Мир сузился бы до границ личных переживаний — до анализа своего «Я». А посторонние шумы оказались бы где-нибудь далеко — далеко. И я принес бы еще и свою бутылку водки, а Молчанов бы посмотрел выразительно, и закуску бы я тоже принес, а он бы закричал: «Ну, пошла вода в хату!». А потом мы бы пели «Левый, левый, левый берег Дона — пляжи, плесы, чайки у затона!».

Потом Игорь начал бы прикалываться над местными прапорщиками. Не знаю почему, но они не только не обижались на него, а шутки бывали довольно обидные, но даже и сами подначивали. Что-то есть в нем такое располагающее. Потому и меня к нему так тянет, к его наполовину уже лысой голове…

Но нету капитана с нами. Где-то отдыхает он под Ростовом.

В пять утра, когда лагерь пришел в движение, было пасмурно. Пятницкий разминал руки — ноги перед кабиной. Расчеты сворачивали минометы и грузились в транспорт. Я ограничился тем, что протер глаза и прошелся вокруг машины.

Вот-вот мы должны были отъехать. Я заметил, как авангард уже потянулся к выезду из долины. Разогретый Пятницкий запустил движок и оживленно подпрыгивал на сиденье. Я уже было совсем приготовился к отправлению, как дверцу с моей стороны распахнул Швецов. Я сразу понял, что дело плохо, а когда он еще и прорычал — Выметайся! — я понял, что все — труба.

И все же я застыл на месте с недоуменной рожей, на что комбат, легко приходивший в ярость по малейшему поводу начал брызгать слюной. Из его воплей я понял следующее.

У Швецова сломалась машина, он поедет в Васиной, Вася — в моей, а я пересяду в Швецовскую. Потом ее дотащат до ближайшей заставы, тут недалеко, и оставят на сохранение. А я должен забрать расчет, миномет, боеприпасы, сколько поместится, погрузить все это в машину техпомощи, и на ней уже доехать до перевала.

Выпалив все это, Швецов стал активно выкидывать меня из кабины, так что я даже не успел вытащить свои вещи.

— Да куда они денутся! — заорал комбат.

Ой, не скажите! Ой, не скажите! Шевцов — это тот тип, которому бы я доверил свое имущество в последнюю очередь. И был прав. Но ничего поделать не смог. Этот тип — начальник — уже сидел на моей месте, и они рванули с места в карьер. Я мстительно подумал, что он, по-моему, не в курсе на счет проблем с тормозами. Надеюсь, он переживет несколько неприятных минут.

Но долго пережевывать обиду было некогда, и я галопом помчался искать машину Шевцова, где толстый и ленивый водитель Курилов ковырялся во внутренностях «шишиги».

Ничего он не наковырял, потому что подлетела техпомощь, прицепила нас на буксир, и мы довольно резво тронулись вслед за наступающими войсками.

Застава действительно оказалась практически рядом. Мы посигналили, вышел заспанный, без головного убора лейтенант, открыл ворота, и мы въехали внутрь. Ничего разглядеть я не успел, потому что летеха начал тут же канючить у нас миномет.

— Мужики, — убедительно уговаривал он, — поймите меня правильно. Вот вы уедите, а меня на два десятка человек только автоматы и немного гранат. Нас же тут… Как чижиков расстрелять всех можно!.. А миномет… Это вещь! Ну оставьте!

Честное слово, я бы оставил. Я на секунду вообразил себя на его месте… и оставил бы. Но ведь вопросов будет! Воплей! Разборок!

Я отказал, скрепя сердце, но отказал. Миномет мы засунули в «техничку», а из боеприпасов удалось впихнуть только два ящика. Я махнул рукой, оторвался от погранца, и чуть ли не на ходу, так как ждать нас особо папоротники из ремроты не собирались, запрыгнул в кузов.

Наша новая машина оказалась в колонне самой последней. А я опустил свой зад на ящик с минами, но через секунду, на первой же кочке, ощутил со всей силой, что это не есть очень хорошо.

К счастью, бушлат свой я из кабины успел вырвать. Такую вещь Швецову нельзя было оставлять ни под каким предлогом! Теперь я постелил его под себя, и ощущения от ударов стали значительно слабее.

Но вот все-таки смотреть назад, на убегающую вдаль дорогу, а не вперед — навстречу опасностям и приключениям, мне было как-то не очень приятно. Но я смирился и с этим.

В конце — концов, Вася действительно был нужнее впереди, и какое я имею право выставляться, если Вася все-таки СОБ, а я так — бесплатное приложение?

Ехать на «техничке» оказалось довольно нудно. Во-первых, приходилось без конца тормозить, и чудно матерящиеся по-русски прапорщики вставляли ума в очередной вышедший из строя набор металлолома. Но пока не попалось ничего неисправимого. Цеплять на буксир никого не пришлось, и колонна худо-бедно двигалась без потерь.

Появилось солнце, оно освещало ту пропасть, по краю которой мы ехали, и вид далеких дорог, похожих на паутину, спичечных коробков вместо дорог, и пятен зелени, помимо романтических переживаний вызывал где-то внутри изрядные опасения: ведь если что, то справа отвес, слева — пропасть, и бежать то, собственно говоря, некуда. Самовнушение достигло таких размеров, что я приказал двум бойцам пересесть поближе к заднему борту, снять автоматы, и внимательно смотреть по сторонам, особенно поверху. Потому что оттуда могут и гранату бросить, и из гранатомета выстрелить.

Бойцы в расчете мне попались молодые, дальневосточники, они слушали меня открыв рот, и беспрекословно выполнили приказ. Толстый Курилов, пока ничуть не встревоженный потерей машины, (потом он поймет — ЧТО он потерял), дрых где-то за краном. Периодически звук его сопения прорывался даже через гул мотора.

Солнце опять исчезло, небо стало непроницаемо серым, начали попадаться обрывки тумана и, честно сказать, похолодало. Да так похолодало, что я даже вытащил измятый бушлат из-под себя и надел его на себя. Сразу стало уютнее. Вскоре мы встали, и встали конкретно.

В кузов заглянул прапорщик Асланбек и сообщил новость:

— У нас «Урал» на мину наехал!

У меня отпала челюсть. Я представил себе разнесенные в сторону запчасти, куски тел, и спросил одними губами:

— Сколько?

— Чего сколько? — Асланбек выглядел несколько озадаченным.

Я произнес уже намного решительнее:

— Сколько наших погибло? И кто?

Прапорщик как-то неопределенно сморщился и засмеялся:

— Какие там погибло, да..! Ты что! Колесо оторвало у машины и все на этом кончилось. Все целые и здоровые, уже колесо поменяли сами. Даже ехать могут… А вот что дальше будет, не знаю.

— Слушай, Асланбек, долго еще ехать-то, а?

— Да нет. Почти приехали. Ну, может час еще ехать. Не больше.