чаще чем его, но это Андрея Ивановича в то время мало волновало. Конечно, если бы у них родился негритенок, или китаенок, или пусть даже рыжий, (ни у Шувалова, ни у его супруги в роду никогда никаких рыжих и близко не было), то все было бы выпукло и ясно. А так…

Пустота квартиры Андрея Ивановича очень обрадовала. Супруга, скорее всего, опять ушла в салон красоты, дети свалили куда-то по своим делам, и Шувалову не нужно было никому ничего объяснять. А он был в таком состоянии, что никому ничего сейчас объяснить был бы не в состоянии. Ни до того.

А не дай Бог супруга что-то бы заподозрила… А потом бы выяснилось, что она невинна аки младенец… Он бы, наверное, до конца жизни не отмылся бы.

А так Андрей Иванович спокойно разулся, подошел к комоду, вытащил средний ящик, порылся, и нашел искомое. Он забрал скопом все медицинские карты, сложил их в дипломат, и побежал обратно к лифту.

«Если жена будет дома», — думал Андрей Иванович, — «поставлю дипломат в сторонку, а потом улучшу момент, и верну карты на место. А если дома будут только дети — то положу на место сразу. Им все равно — их такие вещи не интересуют. Они ничего не спросят».

Вторая за день поездка в клинику прошла для Шувалова, тем не менее, гораздо спокойнее, чем первая. То, что сейчас сразу многое разъяснится, привело его в состоянии стоицизма.

«Сейчас я все узнаю», — расслабленно думал он. Перед глазами проходили лица детей, и Шувалов мог бы поклясться, что это абсолютно точно, неопровержимо точно, его собственные дети. Никаких сомнений!

Андрей Иванович довольно быстро прибыл в клинику, но здесь ему пришлось подождать. У доктора был клиент, и Шувалов полчаса прождал в общей приемной, смотря в телевизор. Правда, если бы его спросили о том, что он там смотрит, он ничего не смог бы ответить: картинку Шувалов видел, звук слышал, но во что-то цельное это никак не складывалось.

Андрей Иванович достал медицинские карты, попытался что-нибудь прочитать там. Однако записи в них были сделаны особо изощренным «медицинским» почерком, так что понять текст неспециалисту было практически нереально.

Наконец из кабинета вынырнул высокий, очень худой и до безобразия прыщавый молодой человек, а за ним вышел и врач.

— Андрей Иванович, заходи! — скомандовал он. — Принес все, что надо?

Шувалов кивнул.

— Ну, давай!

В кабинете Андрей Иванович вручил врачу все карты, поставил дипломат на один стул, а сам сел на другой.

Доктор достал из верхнего ящика некую табличку, разложил карточки по порядку, достал чистый лист, быстро разграфил его, и начал вписывать в него разные значки, после того, как открывал нужные ему страницы в карточках. Закончив работу, он сложил карточки в одну стопку, и вручил Шувалову обратно в руки.

— Увы, Андрей Иванович, — сказал врач неприятным голосом, — боюсь, что разборки теперь неизбежны. По двум детям ничего сказать нельзя без дополнительных исследований, а вот третий — точно не твой. Это несомненно и однозначно.

— Не мой? — горько переспросил Шувалов, — и кто-же?

— Самый старший.

— А остальные что?

— Пока твой повторный анализ спермы еще не готов. Но я боюсь, что анализа ДНК не избежать. Мне будут нужны образцы крови двух твоих младших. Сможешь предоставить?

— Это как? — тупо переспросил Шувалов, который на некоторое время перестал разумно соображать.

— Лучше всего, если они приедут сюда, и мы возьмем у них образцы крови, — пояснил доктор.

— Куда?

Доктор странно посмотрел на Андрея Ивановича, затем встал, взял ватку, отошел в угол кабинета, к ящикам, намочил ее чем-то, вернулся и поднес Шувалову прямо под нос.

Резкий запах нашатыря быстро привел того в чувство.

— Вот гадина! — заорал Шувалов.

Доктор отшатнулся. Андрей Иванович увидел изумление и испуг в его глазах, и пояснил:

— Жена — гадина! Врала мне, значит, всю жизнь! А я-то! Я… Осел!

Лицо у Шувалова стало страшным, глаза налились кровью, казалось — его сейчас хватит удар.

Доктор перепугался, он, видимо, не ожидал столь острой реакции, (хотя должен был бы предвидеть), вскочил, быстро набрал лекарство в шприц, потом вколол Андрею Ивановичу. Тот был в таком состоянии, что, казалось, и не почувствовал этого.

Тем не менее, лечебное вещество свое дело сделало — Андрей Иванович отошел, расслабился, погрузился в себя. Внешне он стал выглядеть вполне адекватным.

— Завтра привезу детей, — глухо сказал он. — Делай все, что нужно. Я хочу правду знать. Всю.

— Подожди еще немного, — мягко сказал врач. — С минуты на минуту должны результаты повторного анализа подойти.

— Да? Хорошо, ладно, — Шувалов тяжело поднялся, и побрел в приемную. Он погрузился в мягкое кресло, откинул голову, закрыл глаза и словно уснул.

Очередной посетитель испуганно взглянул на Шувалова, сжался, глаза его забегали.

— Я на секундочку, — предупредил его доктор. — Заходите в кабинет. Располагайтесь. Я быстро.

Он действительно очень скоро вернулся, из-под полуопущенных век победно блеснули глаза. «Я так и думал»! — словно говорили они.

Доктор не стал заходить к себе в кабинет. Он сел рядом с Андреем Ивановичем, мягко взял его за руку.

— Повторный результат подтвердил первый. Полная идентичность. Увы, мне и правда очень жаль. Но факт есть факт.

Шувалов с мукой открыл глаза.

— Ясно, — сказал он, — я уже и не сомневался, честно говоря… Завтра. Мы приедем завтра.

— Конечно, — кивнул врач. — Я буду ждать. Только позвони предварительно. Где-то за час хотя бы, хорошо?

Шувалов пожал доктору руку, и ушел.

Он ехал, вспоминал, думал, и ничего не понимал.

Его супруга не была из тех девчонок, за которыми парни бегают табунами, а они этим умело пользуются. Андрей Иванович еще тогда знал, что от таких нужно держаться подальше. За красивой женой нужен глаз да глаз, иначе и глазом не моргнешь, как уведут. Или рога приделают.

Оля была милой, тихой, скромной. Внешность у нее была не яркая, но молодому Андрею Ивановичу она казалась настоящей красавицей. И что интересно — после свадьбы она даже как бы и прибавила. Стала очень тщательно следить за собой, хорошиться. Так что если у большинства жены после свадьбы привлекательность теряли, то его Оля только увеличила, чем Андрей Иванович сильно гордился.

— У хорошего мужа и жена всегда красавицей будет, — с улыбкой говорил он.

Несколько лет они пожили в свое удовольствие, а потом появился ребенок. А так как они уже вдоволь нагулялись, то младенец стал совсем не в тягость. А двое последующих появились как-то по ходу дела. Шувалов даже думать запретил жене об абортах, сказал, сколько будет, столько и будет.

Где же что было не так?

«Может быть», — думал Андрей Иванович, — «нельзя было так доверять жене? Я ведь никогда ее ни в чем не ограничивал. К подругам на вечеринку — пожалуйста, в командировку — пожалуйста, к родителям на пару дней — пожалуйста. На курорт с детьми — тоже пожалуйста». Шувалов от чувства одиночества не страдал, поэтому временное отсутствие супруги его никогда не напрягало.

«В общем-то, — пришел Андрей Иванович к горькому выводу, — времени и возможности у Оли мне изменить было вагон и маленькая тележка. Только вот зачем? Почему? Что ей не хватало? Может, я ее в постели не устраивал»?