Эти вот благочестивые христиане гнушаются скоромного, так они бурьян жевали — ни дать ни взять черепахи, — добавил Иван, слизывая с губ заячью кровь.
—
Как же ты убил зайца? — полюбопытствовал Бойчо. — Стрелял?
—
Я убил зайца потому, что не встретил кабана; а попадись мне кабан, я бы и его задушил своими руками.
И в самом деле, напав на след зайца, Боримечка, не решаясь стрелять, ухитрился поймать его в кустарнике.
—
Чего ради ты забрался в эту медвежью берлогу? — спросил он, осматриваясь.
—
За мной гнались черкесы, — ответил Огнянов, — я до сих пор не понимаю, как они меня не нашли: у них были гончие.
—
Так вот почему ты спросил, кто это лаял!.. Понятно. А гончие, надо думать, завидели другую дичь, может, зайца какого, ну и взяли его след. В этих делах Иван кое-что смыслит.
—
Так, значит, это и были те мерзавцы, которых мы видели вон там, на той стороне? — сказал один клисурец.
—
Убей их господь! — проговорил другой. — Из-за этих карателей головы нигде не высунешь… Балканы кишат черкесами и турками… Дай тебе бог здоровья, Огнянов, за хлеб, а то я уж на ногах не стоял.
Только теперь Огнянов успокоился. Он видел, что спасся лишь каким-то чудом, как не раз уже спасался по милости судьбы.
—
Куда же вы теперь?
—
В Румынию. А ты?
—
Вот уже три дня, как иду в Бяла- Черкву, и видите, как далеко я ушел…
—
Хитрые сукины сыны эти бяло- черковцы! — проговорил один из клисурцев. — Сидят себе спокойно и в ус не дуют!
Он сказал это со злобой. И не столько гневаясь на Бяла-Черкву за то, что она не восстала, сколько в досаде на то, что она не пострадала, как другие. Такова уж человеческая природа!.. Легче переносить мученья, когда знаешь, что и другие, хотя бы твои друзья и близкие, терпят то же, что и ты. Это жестокое чувство, сильно развитое в нашей душе, — один из стимулов того героизма, который побуждает воина ринуться в бой, не содрогаясь перед лицом смерти, косящей направо и налево. Оставь этого героя одного, лицом к лицу с опасностью, и он, быть может, бросится бежать в паническом ужасе. Недаром говорит пословица: «На миру страдать, что на свадьбе гулять».
—
Что вы знаете о Бяла-Черкве? — спросил Огнянов.
—
Мы уже тебе говорили… Они хитрые бестии! Одни мы взялись освобождать болгарское царство!
—
А все-таки непонятно как-то: ведь Бяла-Черква была совсем готова! — задумчиво промолвил Огнянов.
—
Что об этом толковать?.. Уцелела — и ладно; тем лучше. Что проку, если бы она тоже сгорела? — сказал один клисурец.
—
Эх, сколько сел погорело! И какие села! — отозвался другой. — Видал, как ночью полыхает небо?
—
Видал, — мрачно ответил Огнянов.
—
Все вдребезги разбито… Да разве это было восстание? Срам один! И мы, старые ослы, еще надеялись… А те, что обманули народ, пусть дадут ответ перед богом. Раз не все было готово, надо было сидеть тихо-смирно.
Молча слушал Огнянов эти упреки, эту клевету. Они огорчали его, но не сердили. Быть может, они были недостаточно обоснованы, но, во всяком случае, вполне понятны в устах этих обездоленных людей… Да он и сам в душе не раз осуждал народ, подобно тому как теперь народ осуждал своих вожаков. Таковы печальные, но неизбежные последствия неудачи.
—
Эй, вы, чего раскисли? Чего нюни распустили, словно бог знает что случилось? — старался подбодрить товарищей Боримечка. — Видно, так было угодно богу и пресвятой богородице… По-вашему, если погибла Клисура, так, значит, и вся Болгария погибла?
—
Иван, а как твоя жена? Куда ты ее отправил? — спросил Бойчо.
—
Стайка? Будь оно неладно! Она уцелела. Я ее отвел в Алтыново, а оттуда… Да, я и забыл тебе сказать, какая штука вышла с учительницей!
Огнянов вздрогнул. Он и сам догадывался, что сталось с Радой, но боялся услышать страшную правду из чужих уст. Он видел, как той ночью обрушилось жилище Рады, как горели развалины дома, под которыми она погибла, если только не покончила с собой раньше… Поздно собрался он спасать ее. Мысль об этом тяжким бременем ложилась на его душу. Другое чувство, в котором он и сам не хотел отдать себе отчет, тоже смущало и мучительно тревожило его.
—
На волосок от смерти была твоя красавица, — сказал Боримечка.
—
Как, неужели она жива? — вскрикнул Огнянов.
—
Жива, жива, учитель!.. А не будь Боримечки…
—
Где она теперь? — нетерпеливо спросил потрясенный Бойчо, пытаясь поскорей прочесть ответ на большом, добродушном рябом лице Ивана.
—
Не беспокойся, я ее передал в надежные руки, — поспешил успокоить его Боримечка.
Всем сердцем почувствовал Бойчо благодатное облегчение. Лицо его просияло, и он растроганно сказал великану:
—
Спасибо тебе, Иван! Ты меня избавил от невыносимей муки.
—
Ну вот, — перебил его Иван, — хорошо, что моя Стайка вовремя дала мне знать… потому что Аничка, хозяйка-то Радина, как бросилась бежать, встретила мою Стайку и говорит: «Вот что, Стайка, передай Ивану (мне, значит), что Рада не хочет бежать, сколько я ее ни умоляла, так уж вы не оставьте учительницу, насильно уведите ее с собой…» Как услышал я это, будь оно неладно, так и подумал: «Неужели же я ее оставлю?..» Помчался туда во всю прыть, а она двери на запор… Стучу, кричу — не отворяет. Я дверь сломал и врываюсь в комнату… Гляжу, она стоит у стола со свечкой в руке, а на столе мешок какой-то…
—
Мешок с порохом? — воскликнул Огнянов, ужаснувшись мысли о том, какую смерть готовила себе Рада.
—
А как же, конечно, с порохом, — на куски бы ее разорвало, до облаков подбросило!.. Вот ведь глупая девчонка какая! А я сразу не догадался, что там порох, — продолжал Боримечка. — Вхожу и прямо к ней. От бога ли то было, только ветер подул в открытую дверь, и свечка потухла. «Что ты тут делаешь, учительница? Все бежать пустились, а ты чего тут канителишься?» Да как схватил ее в охапку и айда на Балканы, а наша Стайка следом бежит. Стайка ее
Вы читаете Под игом
