приземлился рядом с Аннабет и ударился головой об основание трона Афины.

- Нож, Перси, - пробормотала Аннабет. Ее дыхание было поверхностным. - Герой... проклятое лезвие...

Когда мое зрение снова сфокуссировалось, я увидел, как Кронос схватил свой меч. Потом он закричал от боли и выронил его. Его руки дымились и иссохла. Огонь в очаге усилился и раскалился, как будто коса была не совместима с ним. Я видел мерцающее изображение Гестии в золе, хмуро глядевшей на Кроноса с неодобрением.

Лука повернулся и упал, держась за свою уничтоженную руку.

- Пожалуйста, Перси...

Я напряг ноги и пошел в его направлении с ножом. Мне следовало убить его. Таков был план.

Казалось, Лука знал, о чем я думал. Он облизал свои губы.

- Ты не сможешь... не сможешь сделать это сам. Он разрушит мой контроль над ним. Он будет защищаться. Только моя рука. Я знаю, где. Я могу... могу сохранить над ним контроль.

Он, определенно, раскалился сейчас, его кожа начала дымиться.

Я поднял нож, чтобы ударить. Потом я посмотрел на Аннабет, Гровер держал ее в своих объятьях, стараясь защитить. И я наконец понял, что она пытается сказать мне.

'Ты не герой, - сказала Рейчел. - Это повлияет на то, что ты делаешь'.

- Пожалуйста, - простонал Лука. - Нет времени.

Если Кронос примет свой истинный вид,ничто его не остановит. Он хотел сделать Тифона пугающей площадкой.

Строка великого пророчества держалась у меня в голове: 'душой героя, проклятое лезвие пожнет свой урожай'. Весь мой мир перевернулся, и я дал нож Луке.

Гровер взвизгнул.

- Перси? Ты... эм...

Сумасшедший. Ненормальный. Чокнутый. Возможно.

Но я видел, как Лука схватился за рукоять.

Я стоял перед ним - беззащитный.

Он снял сбоку ремни доспехов, оголяя небольшой участок кожи прямо под левой рукой, место, в которое было бы очень трудно попасть. С трудом, он заколол себя.

Это был не глубокий разрез, но Лука взвыл. Его глаза горели, как лава. Тронный зал дрогнул, сбросив меня с ног. Аура энергии окружала Луку, все ярче и ярче. Я закрыл глаза и почувствовал силу, как от ядерного взрыва, покрывающую волдырями мою кожу и трескающую мои губы.

Было тихо в течение длительного времени.

Когда я открыл глаза, то увидел Луку растянувшегося у очага. На полу вокруг него был круг почерневшей золы. Коса Кроноса была сжижена в расплавленный металл и стекала на угли очага, который в настоящее время горел, как печь кузнеца.

Левая сторона Луки была в крови. Его глаза были открыты - голубые глаза, какими они были раньше. Его дыхание было глубоким и хриплым.

- Хорошее... лезвие, - прохрипел он.

Я опустился на колени рядом с ним. Аннабет, прихрамывая, подошла, опираясь на Гроувера. У обоих в глазах стояли слезы.

Лука посмотрел на Аннабет.

- Ты знала. Я почти убил тебя, но ты знала...

- Шшшш. - Ее голос дрожал. - Ты оказался героем в конце концов, Лука. Ты попадешь в Элизиум.

Он слабо помотал головой

- Думаю... переродиться. Попробовать три раза. Острова Блаженства.

Аннабет всхлипнула.

- Ты всегда был слишком суров к себе.

Он поднял обгоревшую руку. Аннабет коснулась кончиков его пальцев.

- Ты... - Лука кашлянул и его губы заблестели красным. - Ты любила меня?

Аннабет вытерла слезы.

- Было время, когда я думала... хорошо, я думала...

Она взглянула на меня, как будто ей хватало только того, что я все еще здесь. И я осознал, что делаю то же самое. Мир рушился, и все что действительно имело значение, это то, что она жива.

- Ты был мне как брат, Лука. - сказала она мягко. - Но я не любила тебя.

Он кивнул, словно ожидал этого. Он поморщился от боли.

- Мы можем раздобыть амброзию, - сказал Гровер. - Можем...

- Гровер, - Лука сглотнул. - Ты самый храбрый сатир, которого я когда-либо знал. Но нет. Нет излечения... - очередной кашляющий звук.

Он схватил меня за рукав, и я мог ощущать жар его горячей, словно пламя, кожи.

- Этан. Я. Мы все никому не нужны. Не допусти... Не допусти, чтобы это случилось опять.

В его глазах был гнев, но так же и мольба.

- Не допущу, - сказал я. - Я обещаю.

Лука кивнул, и его рука стала вялой.

Боги прибыли через несколько минут в полном военном обмундировании, загремели в тронном зале, ожидая боя.

То, что они нашли, это Аннабет, Гровер, а я, стоящие над телом сломленного полукровки, в тусклом свете теплого очага.

- Перси, - позвал мой отец со страхом в голосе. - Что... что это такое?

Я повернулся и столкнулся с олимпийцами.

- Нам нужен саван, - мой голос треснул. - Саван для сына Гермеса.

Мы заслуживаем баснословную награду.

Три мойры собственноручно забрали тело Луки.

Я не видел этих пожилых леди несколько лет, с тех пор как стал свидетелем того, что они перерезали нить жизни у ларька с фруктами, когда мне было двенадцать. Они напугали меня тогда, и пугали сейчас - три отвратительные бабульки с мешками со спицами и пряжей.

Одна из них посмотрела на меня, и даже несмотря на то, что она ничего не сказала, моя жизнь промелькнула у меня перед глазами. Мне вдруг стало двадцать, затем я стал человеком средних лет, затем превратился в сухого старика. Все силы покинули мое тело, и я увидел свою надгробную плиту и открытую могилу, гроб опускали в землю. Все это произошло менее чем за секунду.

- Свершилось, - сказала она.

Мойра подняла ножницы с пережатой голубой нитью - и я знал, эта та же нить, что я видел четыре года назад, линия жизни, которую перерезали. Теперь я понял, что это линия жизни Луки. Они показывали мне жизнь, которая будет принесена в жертву, чтобы установить верный порядок вещей.

Они забрали тело Луки, обернутое в бело-зеленый саван, и понесли его из тронного зала.

- Подождите, - сказал Гермес.

Посланник богов был одет в классические белые греческие одежды, сандалии и шлем. Крылья на шлеме трепетали с каждым его шагом. Змеи Джордж и Марта обвились вокруг кадуцея, бормоча: 'Лука, бедный Лука.'

Я подумал о Мэй Кастеллан одной в своей кухне, готовившей печенье и сандвичи для сына, который никогда не вернется домой.

Гермес откинул саван с лица Луки и поцеловал его в лоб. Он пробормотал несколько слов на древнегреческом- прощальное благословение.

- Прощай, - пошептал он. Затем кивнул и позволил мойрам унести тело своего сына.