— Она действительно никогда с ними не разговаривала, — пробормотал кто-то за спинами у остальных. — Ни разу! Я вам точно говорю! А они не дружили с ней!

— Стали бы они дружить с дочерью «этенского мясника»! — усмехнулся Ежи. — Да они на десять метров к ней не подойдут. И я тоже!

— Сделай такое одолжение, — ледяным тоном сказала Елена.

Внезапно Мелисса с возмущенным видом повернулась к друзьям:

— Как бы то ни было, а благодаря ей они успели только порвать на Дэне одежду. Да не будь Елены, они изнасиловали бы ее, а то и что-нибудь похуже! А ведь нам всем давно хотелось переломать им кости, но мы не смели! Похоже, мы умеем только болтать. А Елена не побоялась схватиться с ними в одиночку! Мы не имеем права ее оскорблять!

— И все-таки скажи, почему ты это сделала?! — воскликнула она, снова повернувшись к Елене.

Поняв, что в ее жизни опять наступил один из тех моментов, которые резко меняют жизнь человека достаточно умного, чтобы узнать их, и достаточно мужественного, чтобы за них ухватиться, Елена вспомнила гул двигателя линкора, душераздирающие вопли за окном и внезапно наступившую там мертвую тишину.

— В мой последний вечер на Джефферсоне, — глухо проговорила она чужим голосом, — я попала на марш протеста каламетских фермеров. Со мной были две моих лучших подруги. Когда пэгэбэшники арестовали кооператив Хэнкоков, мы с Эми-Линн и Элизабет решили пойти на демонстрацию фермеров и узнать всю правду.

— Потом президент Зелок, — продолжала Елена, с трудом выговорив это ненавистное имя, — приказал линкору давить людей на улице Даркони, а мы с подругами как раз были там.

— Моя мама… — сказала Елена, запнулась и замолчала.

Мелисса опустила глаза. Все знали, что Кафари Хрустинову застрелили полицейские, но никто не знал — при каких обстоятельствах.

— Мама втащила меня в окно. Она выдернула меня из-под самых гусениц. Мои подруги пробирались к окну за мной, но не успели… Вы знаете, что остается от человека, когда по нему проедется сухопутный линкор?.. А ведь он раздавил несколько сотен человек только перед рестораном, где мы укрылись! Ну и что от них осталось? Кровавая каша! Вроде томатной пасты вперемешку с зубами и волосами…

Кто-то ойкнул, но Елене уже было все равно.

— Потом мы с мамой ползли по канализационной трубе. Всю ночь! По колено в дерьме и крови! А на улице резали на куски фермеров из джабхозов. Потом эти куски развешивали на столбах и поджигали дома… Наконец мы добрались до космопорта, и мама спрятала меня в контейнер. Потом ее застрелил какой-то полицейский… А знаете, что для меня вчера было самым трудным? Не убить этих ублюдков!.. А теперь оставьте меня, пожалуйста, в покое!

Елена зашагала вперед, и никто не осмелился преградить ей путь. Она уже преодолела половину спортивного зала, когда ее догнала Мелисса.

— Елена! Подожди!

Сама не зная зачем, Елена остановилась. К ней подбежала запыхавшаяся Мелисса. Елена молча смотрела девочке прямо в удивленные серые глаза.

— А я-то не могла понять, почему ты уехала с Джефферсона, — негромко проговорила Мелисса, — зачем ты так упорно учишься и зачем тебе эти курсы и айкидо. Джабовцы этим не занимаются…

— Знаешь, — внезапно заморгав, пробормотала она, — мне очень жаль, что твою маму и подруг…

— На улице Даркони задавили моего брата, — поспешила добавить она, прежде чем Елена успела ответить ей что-нибудь едкое.

Девочки посмотрели друг другу в глаза, и Елена почувствовала, как оттаивает ее сердце. Она с трудом перевела дух и прошептала:

— Я очень во многом виновата…

— Представляю, как тебе тяжело! — сказала Мелисса.

— Не представляешь, — покачала головой Елена. — Я вернусь и убью их! Всех!

Мелисса затаила дыхание. Потом у нее в глазах вспыхнул огонь, от которого даже у Елены прошел холодок по спине.

Когда Мелисса заговорила снова, ее голос звенел, как сталь:

— Я поеду с тобой!

Елена вновь оценивающе взглянула на Мелиссу и приняла решение:

— Хорошо! Вдвоем быстрее справимся!

В ее словах прозвучали угроза и клятва, которую девочки скрепили крепким рукопожатием.

Кафари очень похудела. За четыре года партизанской войны она стала мускулистой и опасной, как яглич, мясо которого ей иногда приходилось есть. Ягличей в отряде пришлось попробовать всем, прибегая к помощи таблеток с ферментами, помогавшими расщепить чужеродные белки на молекулы, которые человеческий желудок мог худо-бедно переварить. О нормальной пище бойцы Кафари почти позабыли, зато у них было полно таблеток, захваченных на складах фармацевтической продукции и рыбоперерабатывающих комбинатах.

В пещеру, где на этой неделе размещался штаб Кафари, вошел Дэнни Гамаль. Его лицо было испещрено шрамами от пыток, и Дэнни походил бы на настоящего головореза, если бы не его добрые глаза. Его жена Эмилия чудом уцелела в этой мясорубке, и через шесть месяцев после освобождения базы «Ниневия» у них родился первенец. Партизанский отряд был не лучшим местом, где может провести свое младенчество маленький человечек, но его появление на свет подбодрило бойцов Кафари, напомнив им, что жизнь может быть иногда прекрасной даже среди крови и лишений. Малыш стал любимцем всех повстанцев, а Эмилия, которая кормила его грудью и не могла участвовать в стремительных ночных рейдах, научилась у Кафари взламывать самые сложные компьютерные сети и расшифровывать добытую информацию.

— Коммодор, — сказал Дэнни, одним этим обращением дав Кафари понять, что в лагере находится кто- то помимо ее самых близких соратников. — Возвращаются отряды, отправленные за продовольствием. Они хорошо поработали. Напали на три продуктовых склада и уничтожили все, что не смогли унести. Завтра в городах опять начнут выть голодные безработные, а ДЖАБ’е придется урезать их пайки.

— Отлично! — ответила Кафари, и они с Дэнни обменялись понимающими улыбками.

— Поступили и другие донесения, — добавил Дэнни.

— Говори!

— Отряд «Гамма-5» выполнил задание без потерь.

— Слава богу! — прошептала Кафари, прикрыв усталые глаза рукой.

Отряд «Гамма-5» отправился к изолятору временного содержания в Лакоске, чтобы помешать отправке всех находившихся там заключенных в «исправительно-трудовой лагерь» Ханатос. Бойцы Кафари должны были освободить из бараков более пяти тысяч каламетских фермеров, обвиненных в антиправительственной пропаганде и подрывной деятельности. Среди них оказалось на удивление много горожан, взбунтовавшихся от постоянной жизни впроголодь, и несколько простых мародеров. Ловкие программисты Кафари проникли в базы сверхсекретной информации, содержавшейся в компьютерах изолятора, и выяснили, что заключенных из его бараков отправят в Ханатос завтра утром.

Поэтому отряду «Гамма-5» пришлось нанести удар немедленно. Попутно он должен был устранить судью, вынесшую приговор несчастным. Судья Рада нажила огромное состояние, основывая свои решения на прецедентном праве. Это право позволяло судьям конфисковать собственность осужденных для того, чтобы «осуществлять над ней опеку в интересах всего народа Джефферсона, используя ее на благо общества и защиту окружающей среды». На самом деле, судьи просто присваивали деньги, вырученные от продажи собственности осужденных, «в качестве справедливого вознаграждения за труд по управлению вверенной их опеке собственностью».

Рада выделялась лживостью и алчностью даже среди остальных вороватых и насквозь продажных судей Джефферсона. Лишь за последние полгода она осудила полторы тысячи ни в чем не повинных людей. Большинства их уже не было в живых. Их отправляли в лагерь Ханатос, где заключенных ждала страшная смерть от голода, каторжного труда и издевательств. А еще охранники выгоняли их в населенные ягличами леса и делали ставки на то, кто сколько продержится, прежде чем ягличи разорвут несчастного на куски.