Бывает ли небо днем таким черным, словно его обмакнули в реку с нефтяными отбросами? А бывают взгляды людей подобны безжалостным ударам регбиста по мячу?..

Альт брел по городу, и ему трудно было дышать. Точно он нес в груди камень. Украдкой заглядывал в лица встречным и натыкался на холодное равнодушие.

Но порой ему чудилось, что люди подмигивают друг другу: «Смотрите, это не настоящий мальчик!». И задевают его нарочно, желая проверить: а не разобьется, не рассыплется ли он вдребезги, если вдруг шлепнется на асфальт?

Сегодня его не мог заманить ни один магазин, ни одна паршивая лавчонка. Вдруг перестали существовать все развлечения: кинотеатры, аттракционы, комнаты смеха. И все же он куда-то брел и брел.

Временами замедлял шаг и незаметно осматривал себя в зеркалах витрин. Прислушивался к биению сердца и чуточку успокоенный шел дальше. Как бы там ни было, все равно в нем течет живая кровь, он дышит, моргает, думает.

Незаметно Альт очутился на улице Длинной. Как две капли воды похожая на другие, эта улица начиналась стеклянным кубом с образцами. Альт мельком взглянул на куб и хотел уже пройти мимо, как вдруг девочка за стеклом повернулась, и он узнал Тэйку.

Был канун воскресенья, она демонстрировала выходной наряд, в каком подобало отдыхать ученицам: белое кружевное платьице, белые туфельки и белую шляпку. Девочка так четко приседала, раскланивалась, садилась, кружилась на стульчике и снова вставала, что он усомнился: не манекен ли это? Но вот Тэйка чуть заметно повела бровями и моргнула.

— Ты меня слышишь? — неуверенно спросил Альт.

Девочка снова моргнула длинными ресницами.

— Тэйка… — Он запнулся и опустил голову.

— Браво, малыш! — хлопнул его по плечу толстощекий парень. — Не правда ли, манекенные девчонки не хуже настоящих? — Толстощекий загоготал.

— Ну, ты, — насупился Альт.

Парень отступил и загоготал еще громче, тыча в него пальцем и хватаясь за живот. Когда он наконец ушел, Альт прислонился головой к прохладному стеклу.

— Тэйка, — повторил и оглянулся. Рядом никого не было. Не в силах больше нести в себе тяжкий груз свалившейся на него беды, он горячо заговорил: — Тэйка, болтают, что я не брат Чарли… Что я двойник… Выходит, не как все? Но смотри: вот я ущипнул себя за руку. Мне больно. Когда я смотрю в твои глаза, мне спокойно. Нет, я вовсе не робот. Разве роботу бывает грустно? Почему они набросились на меня – весь класс, даже девчонки? Они готовы были съесть меня. Как теперь быть, скажи? Мне очень тоскливо, Тэйка… На меня смотрели так, словно я синеглазый. Нет, меня презирали даже больше, чем синеглазых и звездочётов.

Он и не заметил, как вокруг него собралась толпа, привлеченная его сбивчивым монологом, обращенным к манекену.

— Говорит о каком-то двойнике, — удивился человек в военной форме.

— Спятил, — заключил прыщавый студент и швырнул в Альта куском липкого пектина.

Дамы опасливо переглянулись. Кто-то хохотнул. Альт оглянулся, словно искал у Тэйки защиты, и прижался крепче к стеклу.

— Молчишь? — с трудом выговорил он. — Почему молчишь? Или для тебя я тоже не человек?

Он отчаянно забарабанил по стеклу. Но Тэйка с автоматической точностью продолжала вставать, кланяться, садиться на стульчик, кружиться, опять вставать, улыбаться… Только подумать, она по- прежнему улыбалась – весело и беспечно!

— Ты просто бездушная кукла! — Альт опустился на асфальт и закрыл лицо руками. И тут раздался чей-то возглас:

— Смотрите, смотрите! Образец-то живой! По щекам текут слезы!

Толпа колыхнулась, загудела:

— Где?.. Неужели?.. И правда, плачет.

Слезы в Сондарии были такой же редкостью, как стакан чистой родниковой воды. Слезы считались слабостью, недостойной приличного сондарийца. Поэтому неудивительно, что все пришли в смятение и, забыв о мальчишке, впились взглядами в Тэйку.

Услышав удивленный ропот, Альт вскочил.

— Ты плачешь? — поразился он, чуть помедлил и с размаху саданул кулаком по прозрачной стенке куба.

Звонко рассыпалось стекло. Толпа шарахнулась. Не замечая крови на пальцах, Альт бросился к Тэйке, схватил за руку и под изумленными взглядами зевак вывел из стеклянной коробки.

Девочка оглянулась, жалобно обронила:

— Куда я в таком наряде? Воскресенье ведь только завтра…

Где-то совсем рядом заверещал свисток постового, завыла сирена полицейской машины.

— Бежим! — Они схватились за руки, нырнули в толпу и вмиг растворились в ней. А в следующую минуту уже садились в отходящий элебус.

Несколько остановок проехали молча, ошеломленные случившимся. Потом взглянули друг на друга и улыбнулись.

— У тебя на лбу во-от такой шишак! Будто ты разбивал стекло не кулаком, а головой, — сквозь смех проговорила Тэйка.

— А ты… — Он робко прикоснулся к ее щеке. — Ты плакала…

— Покажи-ка пальцы.

— Вот. Кровь еще течет. Значит, я – настоящий?

Она осторожно потрогала его ладонь.

— Легкая и теплая, — прошептала девочка. — Ну конечно, ты настоящий!

— Проспект Линейной Перспективы, — объявил автокондуктор.

Не сговариваясь, они пошли к выходу, потому что рядом находилась улица Жареных Уток, — единственное место, где им не угрожала опасность.

Элебус остановился. Они вышли и зашагали по проспекту, стараясь быстрее проскочить мимо полицейских, телеграфными столбами застывших в тридцати шагах друг от друга.

— Покупайте лотерею и надежду вместе с нею! — раздался совсем рядом озорной мальчишеский голос.

Тут же сильный удар в плечо сбил Альта с ног. Он упал на тротуар и увидел над собой гневное лицо