неисчислимых бомбардировщиков. В декабре 1944 г. наступление в Арденнах заглохло, и неминуемая катастрофа стала очевидна всем реалистам.
Таким образом, 132-я пехотная дивизия группы армий «Север», ныне именуемая группой армий «Курляндия», стояла до самого конца на этом последнем фронте. Почти семь месяцев полки на Балтике сражались против врага, невероятно превосходившего в людской силе и технике. Мы были полны решимости не сдаваться ни при каких обстоятельствах, и войска в Курляндии должны были нести на себе грозную отличительную черту: они остались единственными в германской армии боевыми частями, никогда не терпевшими поражений в открытом бою.
В ноябре 1944 г. последний фронт в Курляндии простирался от отмелей Балтики в 30 километрах к югу от Либавы в общем направлении на восток, проходил мимо Можейкина и заворачивал на север от Туккума к Балтике в районе Рижского залива. Положение дивизии очень походило на то, в каком находились части 18 -й армии во время сражения за Ленинград, в том смысле, что Красная армия стремилась достичь дороги в Либаве, по которой шло снабжение, и таким образом разрезать наш «мешок» пополам. Весь фронт имел общую длину около 200 километров, а наша дивизия с конца 1944 г. занимала в нем центральное положение, располагаясь к юго-востоку от Фрауенбурга. Река Вента, или Виндава, как ее называли по- немецки, в общем, повторяла конфигурацию оборонительных рубежей дивизии. На 1 ноября 1944 г. дивизия занимала позиции на Виндаве, и за несколько дней наш сектор был усилен некоторыми ротами. Несмотря на прибытие новых резервных частей, 19 ноября ситуация стала настолько критической, что нам пришлось оборонять сектор фронта протяженностью 11 километров. Получалось примерно два солдата на 100 метров фронта, который приходилось нам защищать.
Как-то после обеда в один из дней в начале ноября я получил депешу из II батальона 437-го полка об ожидаемом прибытии генерал-полковника Шернера. Этот страшный, внушавший ужас генерал проводил осмотр наших позиций, и, понятно, полагалось кратко по его прибытию проинформировать его о текущей обстановке на участке. Шернер имел дурную славу за свою страсть к проверке состояния связи. Также было широко известно, что если он найдет что-нибудь такое, что ему не по нутру, то немедленно последует град выговоров, понижений в должности и аналогичных наказаний. Иногда он понижал или повышал в звании чисто импульсивно, как ему было удобно. Ходили слухи, что в прицепе его шофер держал три различные военные формы и что несколько раз он начинал день фельдфебелем, потом за малейшее нарушение переводился в рядовые, но после обеда вновь повышался до фельдфебеля. Каждая поездка на фронт сопровождалась угрозами, и те, кто служил в тыловых частях, могли ожидать наказания в виде немедленного перевода на передовую.
Генерал горных частей (егерей) Дитль, профессиональный до мозга костей офицер, как-то сказал о Шернере, что тому было бы лучше служить фельджандармом (которых солдаты именовали «цепными псами»), чем генералом. Это мнение широко разделялось в войсках, которые все еще были восприимчивы в том, что касалось их руководителей. Любопытно, что этот же самый генерал, не проявивший никакого понимания своих войск на фронте и бессердечно осудивший их на смерть своими приказами любой ценой удерживать неудерживаемые позиции, в конце войны попал в плен к американцам в одной альпийской хижине, куда он бежал в попытке уйти от ответа за свои дела после сдачи Германии. Когда он попал в плен, на нем был традиционный баварский альпийский костюм, который он выменял на свою униформу и золотой партийный значок. Лишь за несколько недель до этого он подверг массовым казням немыслимое количество своих солдат за подобные проявления трусости.
Генерал-полковник на самом деле появился для осмотра наших позиций. Его автомобиль с укрепленным на нем флажком, напоминающим шахматную доску, прибыл в конце дня, и я, как положено, приветствовал его, отрывисто ему отсалютовав, когда он подошел. Он ответил мне угрюмым, безличным отданием чести, после чего не протянул руки. У меня тут же возникло ощущение, что он приехал сюда специально, чтобы создать для нас проблемы.
Я тщательно готовил свою роту к этому визиту. У входа в блиндаж стояли двое часовых, как положено, одетых в полную полевую форму, со шлемами и винтовками. Фельдфебель-связист Штайницер лично сидел за полевым столиком, чтобы видеть, что все идет как и планировалось. Радисты то и дело осматривали и настраивали свою аппаратуру заранее. Все контакты с группой связи у артиллеристов и передовыми наблюдателями были в безупречном состоянии.
Генерал попросил представить ему краткую информацию о положении на нашем участке, которую я приготовил заранее. Я взял на себя смелость изобразить ситуацию именно так, как она мне представлялась, и я обрисовал ему эту картину искренне и честно. Ежедневно на горизонте поднимался в небо русский аэростат с наблюдателями. Несмотря на наши неоднократные просьбы, не появился ни один немецкий самолет, чтобы положить конец активности вражеских наблюдателей; посему советская артиллерия беспрерывно вела огонь по избранным объектам, какие ей нравились. Кроме того, мы полагали, что ряд позиций вдоль Виндавы в нашем секторе взят под обстрел с целью подготовки к танковому удару, который, как мы ожидаем, произойдет в течение нескольких дней. Количества наших войск слишком мало, чтобы удержать вверенный нам участок; наша оборона слишком редка на этом отрезке фронта. Отсутствие тяжелого вооружения, прежде всего противотанковых средств, угрожающе. Полученные партии противотанковых мин использованию не подлежат из-за отсутствия у них взрывателей.
Уважаемый генерал-полковник явно не получил удовольствия от такого негативного доклада со стороны младшего офицера. Он внезапно ушел, оставив нас с определенным ощущением, что совсем не удовлетворен происшедшим. Потом ходили слухи, что во время посещения позиций в тылу он выпил вместе с Шонцки из артиллерийского батальона несколько бутылок вина и стал открыто тому жаловаться на поведение пехотных частей на передовой. Он определенно не укрепил мое доверие и мою веру в его руководство, а только подтвердил ранее слышанные нами рассказы о его особенном стиле командования. Не было произнесено ни одного ободряющего слова ни мне лично, ни даже тем бойцам, которые ради него стояли с оружием у плеча в окопах. Я привык к другому типу немецкого генерала. Более того, он поднял на смех мою оценку ситуации, подверг критике мое предсказание надвигающейся танковой атаки, заявив, что если атака и состоится, то далеко на западе, в направлении Либавы.
Великий стратег ошибся. 20 ноября русский артналет обрушился на наши позиции и на полк слева от нас, и большие группы советских танков ринулись через Виндаву. В ходе так называемой второй битвы за Курляндию русские прорвали наш фронт в нескольких местах, включая и сектор, удерживаемый нашей дивизией. Только благодаря подкреплениям из различных частей это наступление было остановлено несколько дней спустя возле Фрауенбурга.
Как и наши танковые удары в начале войны, стандартной тактикой русских стала атака по фронту в различных его местах, и, когда фронт был прорван, в этом секторе сосредоточивались все дополнительные резервы для завоевания плацдарма, через который в брешь устремлялись все наличные силы. Временами предпринимались ложные атаки, а в другом секторе наносился мощный удар с целью прорыва обороны, когда резервы защитников подходят к концу. Чтобы захватить контроль над ситуацией, часто было необходимо перебрасывать целые дивизии в течение нескольких часов в слабые точки фронта, где происходил прорыв или считался неминуемым. Это осложнялось еще тем, что в течение сезона дождей дороги становились ужасными, превращались в трясину под колоннами тяжелых автомашин и бесчисленных солдат и лошадей.
Во время второй битвы за Курляндию нашим частям удалось сдержать натиск русских, но сразу же после этого начались дожди, и всякое передвижение, вне зависимости от его важности, осуществлялось с огромными затратами сил. Местность вдоль линии фронта превратилась в обширное болото, перед которым отступали даже русские с их многочисленными моторизованными соединениями.
Германские разведчасти сообщали, что советские танковые соединения отошли на юг и сосредоточиваются вблизи Вайноде – Пикеляя. Это означало конец второй битвы за Курляндию. Войска были измотаны и изнурены. Фронт состоял в основном из неглубоких грязных ям, наполовину залитых водой от таяния снега и льда, в которых солдаты поочередно несли дежурство, пытаясь сохранить физическую способность и далее оказывать сопротивление врагу. Снабжение, когда вообще было возможно, стало спорадическим из-за непроходимости дорог и постоянных перерывов из-за вражеских артобстрелов и нескончаемых расстрелов с воздуха, когда в сером небе вдруг из ниоткуда возникали вражеские самолеты. Лошади часто падали из-за отсутствия фуража, а для солдат, сидевших в окопах, горячая пища стала редкой роскошью.
