были совершенно деморализованы. От них явился в штаб Красносельского отряда парламентёр, который предлагал прекратить пальбу, угрожая, в противном случае “решительными” мерами. Ему было отвечено, что пальба будет немедленно прекращена после того, как Керенский сложит оружие.

В развернувшейся борьбе все части войск: моряки, солдаты и красногвардейцы — обнаружили беззаветную храбрость. Матросы продвигались вперёд, пока не расстреляли всех патронов. Количество жертв ещё не установлено, но их во всяком случае больше на стороне контрреволюционных войск, которым большой урон был нанесён одним из наших броневиков.

Штаб Керенского, боясь полного окружения, отдал приказ об отступлении, которое приняло беспорядочный характер. К 12 часам ночи Царское Село, включая и радиотелеграфную станцию, было целиком занято войсками Советов, казаки отступали на Гатчину и Колпино.

Настроение наших войск выше всякой похвалы. Отдан приказ преследовать отступающих казаков. С Царскосельской станции немедленно разослана была радиотелеграмма на фронт и в местные Советы.

(Дальнейшие события будут немедленно опубликовываться.)».

На заседании Петроградского Совета Зиновьев говорил:

«…Противник может быть сломлен только борьбой. Опасность в том, что мы себя усыпим иллюзией, что борьба кончена. Было бы преступлением отказаться хотя бы от общей попытки склонять казаков на нашу сторону. Все попытки будут сделаны, но, с другой стороны, было бы преступлением усыпить красногвардейцев и солдат мыслью, что делегациями всё будет сделано. Если вчера было спокойно в городе, то это результат военной победы, результат того, что в городе было разбито восстание юнкеров…

Сообщение о том, что заключено перемирие, неверно.

Штаб революции вполне будет готов к перемирию, когда враги будут обезврежены. Сейчас под впечатлением победы революционных войск выдвигаются другие условия, чем вчера, когда Дан предлагал нам разоружить и впустить Керенского в город. Эсер Ракитников от лица ЦК эсеров великодушно соглашался допустить некоторых большевиков, которые им понравятся, в правительство. Это отзвук ночных побед. Есть группы выжидающие: Керенский ли одолеет или революция, и в зависимости от колебания весов шатающиеся туда и сюда. Пока не будет известно, что Керенский сломлен, эти группы будут колебаться».

В городской думе всеобщее внимание было целиком сосредоточено на формировании нового правительства.

Кадет Шингарёв заявил, что городское управление не должно входить с большевиками ни в какие соглашения… «Никакие соглашения с этими маниаками невозможны, пока они не сложат оружия и не признают авторитета независимых судебных учреждений».

Ярцев заявил от имени группы «Единство», что соглашение с большевиками было бы равносильно победе большевиков.

Городской голова Шрейдер, выступавший от имени социалистов-революционеров, заявил, что он против соглашения с большевиками… «Что до правительства, то оно должно иметь своим началом народную волю, а поскольку народная воля была выражена в городских выборах, то вся воля народа, способная создать правительство, в настоящее время сосредоточена в городской думе».

Заслушав ещё ряд ораторов, из которых только представители меньшевиков-интернационалистов были склонны рассматривать вопрос о допущении большевиков в новое правительство, дума постановила продолжать своё представительство на совещании Викжеля, но при этом прежде всего настаивать на восстановлении Временного Правительства и на недопущении большевиков в новый кабинет.

«В ответ на вашу телеграмму об установлении немедленного перемирия верховный главнокомандующий, не желая проливать братской крови, согласился на переговоры и установление естественных отношений между войсками правительства и мятежниками, почему предлагает штабу отряда мятежников отозвать свои войска в Петроград, установив линию Лигово — Пулково — Колпино нейтральной, и допустить беспрепятственно для обеспечения спокойствия в Царском Селе конные авангарды правительственных войск. Ответ на это предложение передать с посланными парламентёрами не позже восьми часов утра завтра.

Командующий 3-м конным корпусом

генерал-майор Краснов».

Вечером, когда войска Керенского отступили из Царского Села, несколько священников организовали крёстный ход по улицам, причём обращались к гражданам с речами и уговаривали их поддерживать законную власть, т.е. Временное правительство. Когда казаки очистили город и на улицах появились первые красногвардейцы, то, по рассказам очевидцев, священники стали возбуждать народ против Советов, произнося соответствующие речи на могиле Распутина, находящейся за императорским дворцом. Один из этих священников, о. Иван Кучуров, был арестован и расстрелян раздражёнными красногвардейцами.

В самый момент вступления Красной Гвардии в город кто-то перерезал провода электрического освещения, так что улицы сразу погрузились в полный мрак. Директор электрической станции Любович был арестован советскими войсками. Его спросили, не он ли перерезал провода. Через некоторое время он был найден в той самой комнате, где был арестован. В руке у него был револьвер, а на виске — пулевая рана.

На следующий день петроградские антибольшевистские газеты вышли с заголовком: «У Плеханова температура 39°». Плеханов жил в Царском Селе и лежал в постели больной. Красногвардейцы вошли в его дом, сделали обыск (искали оружия) и допросили старика.

- К какому классу общества вы принадлежите? — спросили они его.

- Я революционер и ещё сорок лет тому назад посвятил всю свою жизнь борьбе за свободу, — отвечал Плеханов.

- Всё равно, — заявил рабочий, — теперь вы продались буржуазии.

Рабочие уже не знали пионера российской социал-демократии Плеханова!