мужу наследника. Что ж, со вторым она справилась — почти через год, 21 июня 1982 года, на свет появился ее первый младенец, Уильям, желанный ребенок и наследник трона. Но что касается отношений с мужем и со свекровью, то они день ото дня становятся все более натянутыми, хотя говорить об этом, конечно же, не принято, ведь главное — соблюдать приличия. Увы, наметившаяся трещина грозит со временем превратиться в пропасть взаимного непонимания и отчуждения… Развод неминуем. Но неужели жизнь на этом заканчивается? У Дианы появляются первые возлюбленные (кто возьмется судить ее?), но, главное, как и в годы юности, она посвящает себя «сирым и убогим» — больным СПИДом, жертвам многочисленных военных конфликтов. Чем чаще мелькает ее имя на страницах газет, тем большую холодность ощущает она со стороны королевского семейства. Диана устала жить в клетке, устала жить с оглядкой на «Фирму», ей как никогда нужна свобода, она жаждет вернуться в мир, где человеческих чувств стыдиться не принято. И она вернулась. Увы, ненадолго. Такой жизни ей было отмерено меньше года.
* * *
…В этот день центральную часть британской столицы запрудила почти миллионная толпа. Многие, желая своими глазами взглянуть на печальное шествие, провели, расположившись бивуаком прямо на тротуарах, целые сутки, а то и более. Около двух тысяч человек удостоились приглашения на церемонию прощания в Вестминстерском аббатстве. И еще многие тысячи выстроились на пути траурного кортежа, пока гроб с телом принцессы перевозили в фамильное поместье Спенсеров, Алторп, расположенное примерно в ста километрах к северу от Лондона, — не говоря уже о том, что миллионы людей на всех континентах следили за процессией, сидя у экранов своих телевизоров. Вслед за гробом в скорбном молчании, опустив головы, шли пятеро мужчин — бывший супруг, брат, свекор и двое сыновей. А за ними на небольшом расстоянии следовала — кто в инвалидной коляске, кто на костылях — колонна представителей 11 благотворительных обществ (по пять человек от каждого), которым принцесса покровительствовала при жизни. Такое вряд ли увидишь на «обыкновенных» королевских похоронах. Но кто сказал, что это были «обыкновенные» похороны? Уже не будучи членом королевской семьи, Диана заслужила почести, которые до нее были оказаны только Уинстону Черчиллю («исключительная церемония для исключительной личности» — есть в Британии на сей счет такая формулировка). Да и «созвездие» собравшихся по столь печальному поводу в Вестминстерском аббатстве отличалось необычностью: за редким исключением, которое составили первая леди Америки Хилари Клинтон, бывший премьер–министр страны Маргарет Тэтчер и нынешний, Тони Блэйр, с супругой, это в основном были представители шоу– бизнеса и великосветской международной тусовки — Том Круз с женой Николь Кидманн, Том Хэнкс, Дайана Росс, Лучано Паваротти, Стивен Спилберг, — словно перенесшиеся сюда прямо с похорон Джанни Версаче. Но там Диана еще присутствовала в качестве приглашенного лица, и вот теперь она сама «виновница» этой скорбной церемонии. Гроб, накрытый королевским штандартом (кто осмелится сказать, что она вот уже почти год как лишилась титула «Ее Королевское Высочество»?), украшают ее любимые цветы — белые лилии. А рядом с ними несколько белых тюльпанов от старшего сына Уильяма и небольшой венок из белых роз с карточкой, на которой детской рукой выведено «Мамочке» — это от младшего, Гарри.
В 11 часов, под бой курантов «Биг Бена», восемь гвардейцев в красных мундирах вынесли гроб под готические своды Вестминстерского собора. Тяжелые минуты прощания, горькие в своей безжалостной неумолимости. Для тех, кто не смог попасть внутрь, в центре Лондона соорудили три гигантских телеэкрана, чтобы народ мог попрощаться с «народной принцессой». Заупокойная служба заняла около часа. Рок–певец Элтон Джон, близкий друг покойной принцессы, исполнил знаменитую «Свечу на ветру», некогда написанную в память о Мэрилин Монро. И вот теперь эта песня звучит для Дианы. «Прощай, английская роза», — раздается в тишине, и принц Гарри, который до этого, глядя на старшего брата, пытался крепиться, не выдержав, закрыл лицо руками. Снаружи, за серыми многовековыми стенами, в многотысячной толпе вспыхнули поминальные свечи.
«Прощай, английская роза» — и слезы подкатывают к глазам людей, знавших принцессу разве что по газетным фото. Господи, неужели это англичане? Неужели они умеют плакать?
И вновь отступления от принятого в подобных случаях протокола. Брат Дианы, Чарльз, девятый граф Спенсер, прилетевший на похороны сестры из далекой Южной Африки, произносит речь — такую мудрую и прочувственную, что с трудом верится, что это тот самый Чарльз, который никогда не блистал красноречием. О чем же говорил Чарльз Спенсер? О том, что каждый человек имеет право на личное счастье, на слабости и недостатки, — право, которого Диана оказалась самым жестоким образом лишена.
«Как мне кажется, она так и не поняла, почему ее самые добрые, самые искренние порывы порой вызывали у прессы язвительную усмешку, почему газетчики только тем и занимались, что постоянно пытались унизить ее. Это не укладывается в голове. Единственное объяснение, которое приходит мне в голову, — это то, что искренняя доброта грозит неприятностями тем, чьи моральные принципы отличаются от расхожих представлений остальных». Нет, Диана отнюдь не была святой, продолжал брат, она была живым человеком, и ничто человеческое не было ей чуждо, но, несмотря «на свое положение, на всеобщее почитание, в душе она оставалась ранимой, неуверенной в себе. В ее желании творить добро было нечто детское, будто тем самым она пыталась восполнить собственную, как ей казалось, никчемность». И вместе с тем, подчеркнул граф, Диана обладала внутренним благородством, данным ей от природы — в последний год она доказала, что и без королевских регалий по–прежнему остается королевой людских сердец. Его слова наверняка вызвали у части приглашенных недоуменные взгляды — ведь это прямой намек на присутствующую здесь же, в Вестминстере, Елизавету. Ни для кого не секрет, что именно стараниями свекрови Диана после развода с Чарльзом лишилась права именоваться «Ее Королевское Высочество», хотя ей и было милостиво позволено, как матери наследника, сохранить за собой титул принцессы Уэльской.
Граф закончил речь, и сумрачные своды собора огласились аплодисментами — такое нечасто услышишь в церкви, тем более во время траурной церемонии. Но ведь и многое другое из того, что произошло в эту памятную субботу, — как, впрочем, и на протяжении шести дней, пока страна переживала невосполнимую утрату, — не укладывается в привычные рамки. Разве аэропорты отменяют рейсы, чтобы гул самолетов не заглушал боль в людских сердцах, как это сделал в день похорон крупнейший лондонский аэропорт Хитроу? Будь это не она, стали бы люди стоять в очереди дни и ночи напролет, чтобы поставить свою подпись в книге соболезнований, которую никто никогда не прочтет? Тем более что это англичане — нация, которую принято считать сдержанной и невозмутимой, отнюдь не склонной к сентиментальности. В какой–то момент премьер–министр Тони Блэйр заметил: «Не помню, чтобы мне доводилось видеть нечто подобное за всю мою жизнь». Возможно, многие и не согласятся с ним, однако вряд ли кто станет спорить, что эта безвременная гибель всколыхнула не только туманный Альбион, но и весь мир.
Так что же это было? Мнения порой высказываются самые противоположные. Одни готовы видеть в Диане великомученицу, затравленную обнаглевшими папарацци, словно те работали исключительно собственного извращенного удовольствия ради, а не на потребу досужего обывателя, любителя посмаковать сенсации, которые ему с избытком подсовывает желтая пресса. Другие винят во всем бездушие королевского семейства — мол, это они, застегнутые на все пуговицы Виндзоры, которые поначалу надеялись, что принцесса примет их правила игры и в будущем будет светиться их тускловатым отраженным светом, поспешили отмежеваться от нее, как только поняли: она затмевает их всех, а сами они смотрятся на ее фоне весьма бледно и малопривлекательно, и даже их добрые дела отходят на второй план. Но может, говорили третьи, неделя безудержной скорби не более чем массовая истерия, искусно подогреваемая газетами и телевидением, ибо это сулит средствам массовой информации немалые барыши, а мы, очнувшись на следующий день, ощутим лишь опустошенность и растерянность, потому что спектакль окончен, — как говорится, «финита ля комедия» ?
Как бы то ни было, но жизнь Дианы, подобно яркой вспышке метеорита мелькнувшая на тусклом небосклоне английского королевского дома, который уже давно преследуют семейные неурядицы и скандалы, породила своего рода новый миф, и мы вольно или невольно воспринимаем его как данность. Говорят, будто у Кенсингтонского дворца рядом с горами букетов нашли привязанную к ограде балетную туфельку с запиской: «Ты была Золушкой на балу. Теперь ты — спящая красавица» .
В этих словах суть ее привлекательности. Мужчины не сводили с Дианы восхищенных глаз, любуясь ее красотой и воистину царственной осанкой. Женщины видели в ней воплощение своих самых заветных мечтаний. Кто из представительниц лучшей половины рода человеческого, даже тех, кто считал себя ярыми
