Дети услышали крики и прибежали в дом. Сначала они испуганно стояли в дверях, а потом оба хором заревели. Но Улле было всё равно. Он вытолкал Эмму за порог в одних носках и швырнул ей вслед куртку и сапоги.
— Вот, забирай, а машину не получишь! — крикнул он и, забрав у неё ключи, хлопнул дверью.
Эмма кое-как надела сапоги и куртку. Дверь открылась ещё раз, и оттуда вылетела её сумочка.
Холодно. На улице ни души.
Всё кончено! Эмма посмотрела на дверь. Сумочка упала, содержимое высыпалось на порог и лестницу. Эмма стала механически собирать вещи. Она была так потрясена, что не могла плакать. Дошла до калитки, вышла на улицу и почему-то свернула направо. Соседи, жившие через два дома, болтая и смеясь, сели в машину и уехали. Соседка помахала Эмме рукой, но та даже не заметила.
Внутри было пусто, её словно парализовало. Лицо застыло. Что же она такое натворила? Куда ей идти? Теперь ей не вернуться в свой собственный дом.
На стадионе перед школой никого не было. Дул северный ветер. Она посмотрела на шоссе, где изредка проезжали машины.
А как ходят автобусы в город по воскресеньям? Раньше она никогда этим не интересовалась.
Понедельник, 26 ноября
В сауне было около восьмидесяти градусов. Кнутас зачерпнул деревянным ковшом воды, плеснул на раскалённые камни, и температура снова поползла вверх.
Они проплыли полторы тысячи метров и были крайне довольны собой. Раз в неделю Кнутас и Лейф старались вместе сходить в бассейн, по крайней мере зимой. Кнутас посещал бассейн «Солбергабадет» довольно регулярно. Вообще-то, ему нравилось бывать здесь одному. Он проплывал стометровку за стометровкой, и мысли постепенно прояснялись. Однако для друзей это был ещё и повод пообщаться. Приходилось мириться с тем, что знакомые дразнили их за совместные походы в бассейн, в основном женщины. Они считали, что мужчины должны вместе играть в теннис, гольф или боулинг.
Сидя в парилке, они болтали о том, о сём или просто молча наслаждались жаром. Вот этим и хороша настоящая дружба, считал Кнутас. Ему не нравились люди, у которых рот вообще не закрывается даже тогда, когда и сказать-то нечего.
Кнутас рассказал об истерике, которую Лине закатила в день рождения, чем от души повеселил Лейфа. Кто ж их поймёт, этих женщин? — пришли к выводу друзья.
Их сыновья были одногодки, поэтому они стали обсуждать проблемы переходного возраста. Мальчики учились в одном классе, недавно Лейф застукал их, когда они втихаря курили. Набрали окурков и стали курить, а сын Лейфа, который, к ужасу родителей, отпустил длинные волосы, ещё и подпалил кудри.
Они говорили о том, как мучительно приближение старости, о появившихся животах, дряблых мышцах, седых волосах на груди. Кнутас нечасто задумывался о старости и смерти, но иногда он чувствовал, как жизнь словно утекает между пальцами, и задавался вопросом, сколько ему осталось. Он становится всё старше, силы уходят, начинают одолевать болезни. Сколько ещё времени он будет в состоянии получать удовольствие от жизни? До шестидесяти пяти, семидесяти или даже до восьмидесяти? Когда он думал об этом, его сразу начинала мучить совесть из-за курения. В основном он посасывал трубку, даже не раскуривая, возился с ней как с игрушкой, а курил всего несколько раз в день.
Лейфа одолевали те же тревоги, хотя он и не курил. Он накупил тренажёров и занимался по часу каждое утро. Результат был налицо, с завистью отметил Кнутас. Он ценил открытость Лейфа и радовался, что у него есть человек, которому можно довериться. Но только не в том, что касалось работы. Лейф никогда не задавал вопросов, однако Кнутасу частенько хотелось поделиться с другом теми или иными сомнениями. Иногда стоило поговорить с кем-нибудь со стороны, чтобы взглянуть на вещи под другим углом. В основном эта нелёгкая доля доставалась Лине. Она много раз помогала ему посмотреть на происходящее свежим взглядом.
На работу он пришёл только к одиннадцати. На столе лежала записка от Норби и стенограмма допроса из полиции Упсалы. Удалось найти адрес девушки, которую свидетель провожал на паром. Оттуда в тот день уезжал только один пассажир подходящего возраста. Её звали Элин Андерсон. На допросе девушка рассказала, что двадцатого июля действительно гуляла в гавани с Никласом Аппельквистом, но никаких подозрительных личностей не заметила. Версия о том, что информатором Юхана Берга является именно молодой сосед Дальстрёма, таким образом подтвердилась. Кнутаса ужасно злило, что такой важный свидетель отказывался иметь дело с полицией. Хотя видимых причин на это не было — они пробили его по базе, он никогда не привлекался к уголовной ответственности.
Войдя в конференц-зал полчаса спустя, комиссар сразу же заметил на лицах коллег воодушевление. В выходные Карин и Кильгорд разбирали бумаги Дальстрёма и, судя по всему, обнаружили нечто, о чём им не терпелось сообщить. Перед Кильгордом стояла тарелка с двумя сэндвичами и большая кружка кофе. Он ел, одновременно роясь в бумагах. На стол сыпались крошки. Кнутас тяжело вздохнул:
— Вам, похоже, есть что рассказать?
— Уж не сомневайся, — отозвался Кильгорд. — Оказывается, Дальстрём вёл учёт клиентов. Мы нашли Длиннющий список с именами, датами, что он строил и сколько ему заплатили.
— Клиентура у него оказалась куда шире, чем мы предполагали, — добавила Карин. — Он работал плотником больше десяти лет. Первый заказ датируется тысяча девятьсот девяностым годом. Некоторые из клиентов Дальстрёма довольно известные в Висбю личности.
Все присутствующие повернулись к Карин. Та взяла в руки список фамилий:
— Вот, скажем… Только не падайте в обморок… Председатель правления муниципалитета социал- демократ Арне Магнусон.
По залу пронёсся вздох удивления.
— Магнусон — известный социалист, — рассмеялся Витберг. — С ума сойти! Он же всё время бьётся за высокие налоги, говорит, как это круто — платить налоги, активист почище Моны Салин! Вот это новость! Да большего моралиста, чем он, не сыскать во всём Висбю!
— Ага, а ещё он всё время агитирует за то, чтобы рестораны летом закрывались в час ночи и ввели запрет на курение, — ухмыльнулся Сульман.
— Если это выплывет на свет… Просто подарок журналистам! — всплеснул руками Норби.
— «Пристройка, девяносто седьмой год, — прочитала Карин. — Пять тысяч чёрным налом плюс часть оплаты спиртным». Как вам?
— Ни в какие ворота не лезет, — сказал Кнутас, оглядев собравшихся.
— Погоди, тут ещё много интересного, — продолжала Карин. — Бернт Хокансон, главврач больницы, и Лейф Альмлёв, владелец ресторана и твой лучший друг. Андерс!
— Что?! — Кнутас побагровел. — Он тоже в этом участвовал?
— Сауна за городом за десять тысяч — неплохая сделка.
В глазах Карин мелькнул озорной огонёк. Ей нравилось дразнить его. Кильгорд тоже сидел с довольной рожей. Да, теперь им будет чем поживиться. Искренне рад за них.
— Ну, он в этом не одинок. Тут несколько десятков имён.
— Надеюсь, никого из этого здания? — обеспокоенно спросил Витберг. — Ну пожалуйста, скажи, что это неправда.
— Нет, полицейских в списке, слава богу, нет. А вот зато есть некий Роланд Витберг, случайно, не твой родственник?
Витберг отрицательно покачал головой.
— Можно взглянуть? — попросил Кнутас. Несколько имён оказались ему знакомы. — И что мы будем с этим делать?
— Проверим всех, для начала будем искать связи с Дальстрёмом, — ответила Карин и забрала у него список.