— Бедняга, — рассмеялся Кнутас, — ну она хоть симпатичная?
Лейф скривился:
— Как же мне надоело изображать доброго папашу! Иногда это заведение серьёзно смахивает на детский сад. Но хватит жаловаться, много посетителей — много денег в кассе, а в мрачные зимние дни лишний доход не помешает. Сам-то как?
— Куча работы — совсем как у тебя, единственное, что результаты не столь выдающиеся.
— Как продвигается расследование?
— Задержали одного подозреваемого, но, между нами говоря, сомневаюсь, что это он. Будем стараться.
— А это не может быть кто-нибудь из его дружков-алкашей?
— Скорее всего. Поживём — увидим, — ответил Кнутас.
Несмотря на то, что они с Лейфом были близкими друзьями, комиссар не любил обсуждать текущее расследование. Лейф прекрасно знал это и относился с пониманием.
— Как дела у Ингрид и детей?
— Отлично. Сегодня утром купил нам билеты в Париж. Хочу сделать ей сюрприз: романтическая неделя сразу после Нового года. Будет пятнадцать лет, как мы женаты.
— Так долго?!
— С ума сойти, да? Прямо не верится.
— Ты всегда придумываешь что-нибудь эдакое. А мне вот даже в голову не приходит, что подарить Лине на день рождения… Может, подскажешь?
— Э нет, это уж ты сам. Я уже выполнил свою норму на предмет дней рождений твоей жены. Ну по крайней мере до её пятидесятилетия.
Кнутас смущённо улыбнулся. Когда Лине исполни лось сорок, у них было не очень хорошо с деньгам. И тогда Альмлёвы предоставили им помещение и обслуживающий персонал для праздника. К тому же у Лейфа оказались знакомые музыканты, которых он уговорил поиграть на вечеринке бесплатно. У них были очень близкие отношения, и Лейф всегда был щедр по отношению к друзьям. Кнутаса со всей семьёй приглашали погостить и в домик в горах, и в апартаменты в Коста-дель-Соль.
Финансовое положение семей было совершенно разным. Сначала Кнутаса это напрягало, но со временем он принял всё как есть. Лейф и Ингрид спокойно относились к деньгам и никогда не говорили об этом.
Он попросил счёт, но Лейф не позволил ему заплатить. Каждый раз, когда Кнутас приходил к нему в ресторан, возникал один и тот же вечный спор.
Юхан стоял у банкомата на Адельсгатан и вдруг увидел её. Она шла от Южных ворот, держа за руки детей. Они весело болтали и смеялись. Высокая и стройная, прямые русые волосы падают на плечи. Она повернула голову, и он увидел очертания её высоких скул. На ней были джинсы и короткая ярко-жёлтая куртка. На шее — полосатый шарф, на ногах — замшевые сапожки с бахромой.
Во рту у Юхана пересохло, он быстро отвернулся и уставился в банкомат. На экране горела надпись: «Распечатать чек?» Может быть, повернуться и поздороваться с ней? Вчерашний разговор всё усложнял. А вдруг она рассердится?
Он никогда не видел её детей, только издали. Заметит она его или просто пройдёт мимо? На улице почти никого не было, поэтому, скорее всего, заметит. Его охватила лёгкая паника, и тут он взял и обернулся.
— Привет! — поздоровался он, глядя прямо ей в глаза.
— Привет, Юхан.
Дети с любопытством разглядывали его. Розовые Щёчки, пёстрые шапочки, девочка чуть повыше мальчика.
— А вы, наверно, Сара и Филип, — сказал он им, протягивая руку. — Меня зовут Юхан.
— А откуда вы знаете, как нас зовут? — спросила девочка на певучем готландском диалекте.
Она была поразительно похожа на маму — Эмма в миниатюре.
— Ваша мама про вас рассказывала.
Рядом с Эммой он чувствовал, как у него подкашиваются ноги.
— Юхан, можно сказать, мой друг, — объяснила Эмма детям. — Он журналист на телевидении и живёт в Стокгольме.
— Ты работаешь на телевидении? — спросила девочка, широко открыв глаза.
— Я тебя по телевизору видел, — добавил мальчик.
Ростом он был чуть пониже сестры, и волосы посветлее.
Юхан привык, что дети часто говорят, что видели его по телевизору, хотя вероятность этого была невелика. Его показывали довольно редко, когда он делал репортаж с места происшествия и комментировал то, что происходило в кадре.
Однако он притворился, что поверил мальчику:
— Правда видел?
— Да, — благоговейно подтвердил парнишка.
— В следующий раз можешь помахать мне, хорошо?
Филип кивнул.
— Как дела? — спросила Эмма равнодушно.
— Всё хорошо. Я здесь с Петером. Делаем сюжет о кемпинге в Бьёркхаге.
— Понятно, — сухо ответила она.
— А ты как?
— Отлично. Хорошо. Полный порядок. — Она быстро огляделась, как будто боялась, что их кто-нибудь заметит, а потом продолжила: — Куча работы, как всегда. Ни одной свободной минутки.
Юхан почувствовал, как внутри закипает раздражение.
— Ты к нам надолго? — спросила она.
— Уезжаю завтра или в четверг. Ещё не решил. Посмотрю по обстоятельствам.
— Вот как.
Оба замолчали.
— Мам, пойдём, — потянул её за рукав Филип.
— Да-да, милый, уже идём.
— Мы сможем увидеться? — Ему пришлось задать этот вопрос, хотя она дала понять, что не хочет.
— Нет. Не знаю.
Она отвела взгляд. Он попытался заглянуть ей в глаза.
Дети тянули её за руки. Они уже потеряли к нему всякий интерес и хотели идти дальше.
— Ну, ма-а-ам, — ныли они.
Внезапно она взглянула ему в глаза. Её взгляд, казалось, проник в самоё сердце. На секунду мир остановился. А потом она сказала именно то, на что он надеялся:
— Позвони мне.
Эрьян Брустрём жил на третьем этаже, окна квартиры выходили на Стюрмансгатан. Они позвонили и сразу же услышали, как в квартире залаяла собака. Лай перемежался глухим рычанием. Полицейские инстинктивно сделали шаг назад.
— Кто там? — раздался из-за двери мужской голос.
— Полиция, откройте! — скомандовал Витберг.
— Подождите, — ответил голос.
Эрьян Брустрём был не один. Двое мощных бритоголовых мужиков сидели на кухне, играли в карты, пили пиво и курили. Они говорили на каком-то прибалтийском языке, Карин показалось, что на эстонском.
