природа».[1]

Это увеличительное стекло, этот магический кристалл воображения открывал ему замечательный мир минералов.

Но, кроме детской фантазии, были еще постепенно крепнущие и расширяющиеся знания.

«Маленькие детские прогулки постепенно превращались в экскурсии. И одну из таких экскурсий мы совершили к берегам реки Алмы, где у деревни Саблы, как нам говорили, выходили на поверхность земли настоящие древние вулканы.

Ехать было далеко. Мы долго и тщательно готовились к поездке. И вот вновь перед нами открылся своеобразный мир камня: то в виде зеленоватых прослоек странного минерала, который мылился и носил название киля, то в виде кристалликов цеолита в пустотах древних лав, а вокруг в желтых песчанистых породах наше воображение поражали самые разнообразные ракушки. Это были остатки древних морей, населенных когда-то чудовищами, давно вымершими…»[2] Так воображение смыкало сказочные фантазии с самыми настоящими научными сведениями. Юный Ферсман становился не просто собирателем камней, но природоведом.

Обычно юными натуралистами называют ребят, интересующихся биологией. Это не совсем верно. Натурой называли в России природу. Значит, натуралист — это природовед: географ, биолог, астроном, геолог.

Настоящий натуралист любит и тонко чувствует природу. Но этого еще мало. Чтобы проникнуть мыслью в жизнь природы, требуются немалые знания. Они приобретаются не только при собственных наблюдениях. Имеются книги, рассказывающие то, что подмечено и понято сотнями, тысячами, миллионами людей. А еще есть методика исследований — научные правила, приемы, с помощью которых добываются знания. Если наблюдать природу и читать о ней беспорядочно, как попало, то проку от этого будет мало.

Юного Ферсмана никто специально не обучал методам геологических исследований. Ему случайно попалась старая коллекция минералов. Пока он пополнял ее только занятпыми или красивыми образцами, то еще не был натуралистом. Но вот он стал интересоваться названиями, особенностями минералов, стал отбирать их по определенным признакам. Это уже было использование научного метода, хотя и не вполне квалифицированное. В своих экспедициях он приобретал все больше геологических навыков.

Ферсманы переохали в Одессу, где Александр поступил в гимназию. Под Одессой пет такого богатства минералов, как в горном Крыму, но для настоящего любителя камня это не помеха. Александр просил родных и знакомых привозить ему минералы из других мест, при случае даже выпрашивал или выменивал заинтересовавшие его камни у друзей.

Необычайными «месторождениями» самых разных минералов и горных пород стали для него одесский морской порт и побережье Лапжерона. Из трюмов заграничных судов, приходивших в Одессу, выбрасывали каменный балласт, взятый в Италии, Испании, Южной Америке, Австралии. Разнообразные камни, привезенные из разных стран, обтачивал морской прибой у берегов Одессы. Александр Ферсман находил здесь интересные обломки или окатанпую гальку, определял, что это за горные породы, какими слагаются минералами и откуда они могли попасть сюда. Чтобы выяснить это, приходилось просматривать книги не только по минералогии, но и по другим геологическим наукам, изучающим пласты горных пород, распространение отложений прошлых геологических эпох, окаменелые остатки вымерших животных и растений.

Когда Александру исполнилось 13 лет, отец подарил ему только что изданный двухтомный труд М. Неймайра «История Земли». В книге почти ничего не сообщалось о минералах и об их свойствах. Но интересно было читать о рождении гор, о давно исчезнувших морях и доисторических чудовищах, о геологической работе ветра, воды, ледников.

С радостью встретил Александр превосходное описание пещер Чатырдага горы, которая видна с веранды дома Кесслеров. Прочел он и о соляных озерах Крыма, виденных им ранее, с удивлением узнав, что на выпадение соли большое влияние оказывает погода. И в этом кристаллы похожи на живые растения!

Конечно, теперь Александр немало знал о происхождении минералов и горных пород, о жизни Земли. Регулярно вел записи своих геологических наблюдений.

«Несмотря на бесхитростность и необоснованность этих записей, они сослужили мне большую службу, когда в 1903 году я напечатал одну из первых своих научных работ — „Минералогия окрестностей Симферополя“», — писал позже А. Е. Ферсман.[3]

Он продолжал жадно слушать все, что говорили о науке, о ее достижениях, загадках А. Э. Кесслер и его друзья, тоже профессора химии П. Г. Меликошвили (Медиков) и А. И. Горбов. Многое было ему непонятно. Однако, находясь под впечатлением слов ученых, он представлял ничтожнейшие точечки атомов, которые объединяются в цепочки, гирлянды, слои молекул, налипая на грани кристаллов или, напротив, извлекая из них молекулы.

Меликошвили первым показал ему рентгеновский снимок — в то время такие снимки были редкостью. Оказывается, особые лучи, открытые Рентгеном, просвечивают толо насквозь, будто оно стеклянное. В голове мальчика рождались полые мысли, вопросы. Л Какие еще бывают лучи? Не могут ли они просвечивать насквозь каменные слои, высвечивать земные недра? А что такое капля, почему она круглая, а не угловатая, как кристалл? А нельзя ли достать хотя бы маленький кусочек метеорита?..

Вопросов возникало много. На иные вопросы затруднялись ответить даже профессора. Не все объяснения были поттятны Александру Ферсману. А вот один «ответ» доставил радость: скромный милый Петр Григорьевич Меликошвили принес метеорит. Небесный камень, межзвездный скиталец, пришелец из неведомого космоса! Метеорит стал украшением коллекции. Впрочем, внешне он был совсем невзрачным, самым обыкновенным обломком. Ну и что из этого? Не самоцветы же летают в небе! И откуда бы им там взяться? Самоцветы зреют глубоко, в вечной темноте и ужасной тесноте горячих подземных недр. Они зроют очень медленно, — чудесные плоды Земли…

Нет, определенно у минералов есть что-то общее с живыми существами, пусть даже взрослые очень убежденно доказывают противоположное. Но как оспорить их доводы?

Для этого надо еще много учиться.

Камни стали для юного Александра Ферсмана источвиком новых мыслей и фантазий, кристаллы завораживали своей красотой. Ощущение загадочности и совершенства созданий подземного мира сохранилось у него на всю жизнь, пробуждая и поддерживая жажду познаттия.