воздвигнуть четырехэтажные «билдингс». Земля в Хиросиме очень дорога, одноэтажные постройки считаются нерентабельными.
В Камия-тё, где некогда профессор Нагаока, окруженный великим безмолвием атомной пустыни, пек на костре сладкий картофель, сейчас построена большая автобусная станция. Ежедневно здесь курсируют более восьмисот автобусов, которые перевозят многие тысячи пассажиров. С утра до вечера улицы города топчет бесчисленное множество ботинок и деревянных сандалий, регулировщики гонят их через широкие мостовые то туда, то сюда. В Хиросиме все торопятся. Семьсот такси определяют темп уличного движения — это темп большого города. За несколько последних лет число автомобилей в Хиросиме увеличилось в три раза.
Спустя четырнадцать лет после атомной катастрофы газета «Тюгоку симбун» подвела некоторые итоги: «В Хиросиме сейчас больше домов, чем перед «пикадоном». До 1945 года их было 76 300, а теперь около 90 тысяч. Жизненный уровень населения превзошел наивысший уровень, достигнутый им в годы войны. С 1956 года доходы граждан Хиросимы стали выше, чем в других городах Японии. Само собой разумеется, оснащенность стиральными машинами и телевизорами в Хиросиме больше, чем где бы то ни было в Японии…»
«Само собой разумеется…» — пишет газета. А как она гордится тем, что в «новой Хиросиме» улиц больше и они шире, чем в других японских городах. Даже парки стали объектами локально-патриотической гордости граждан. Считается, что на каждого жителя Хиросимы приходится в пять раз больше площадей парков, чем в Токио. Однако статистика умалчивает о том, что большинство хиросимских парков из-за недостаточного ухода сильно смахивают на громадные мусорные свалки, а на хваленых улицах на каждом шагу натыкаешься на зияющие бреши, — коренные жители называют их «могилками Хиросимы».
После многолетних проволочек, обусловленных недостатком средств, наконец-то воздвигнуты гладко-серые, мертвенно-холодные помпезные сооружения в Парке мира. В атомном музее — длинной стеклянной коробке, поставленной на тонкие ножки, — профессор Нагаока, директор музея, охраняет законсервированные в витринах ужасы. Обгоревшие клочья одежды и черепки представлены здесь на всеобщее обозрение, подобно древним реликвиям из усыпальниц египетских фараонов. В том же музее открыта постоянная выставка изделий местной промышленности, на редкость казенная. За стеклом красуются резиновые изделия, консервы, текстильные товары, различные порошки для борьбы с насекомыми, деревянные игрушки. В целом, однако, экономический облик Хиросимы сейчас, так же как и до атомного взрыва, определяют три крупнейших предприятия: верфь Мицубиси, завод транспортного машиностроения «Тоё когё» и сталелитейный завод «Ниппон». Об этих предприятиях «Джапан таймс» сообщала 6 августа 1958 года, что они «полностью обновили все свое оборудование и расширили производственные мощности главным образом с учетом новых заказов на производство оружия. Сейчас здесь переделывают американские орудия применительно к небольшому росту японских солдат. По ежемесячному выпуску оружия Хиросима стоит сейчас на втором месте в Японии…»
Многие жители Хиросимы могут сказать о себе, что у них «тепленькие карманы» от только что заработанных денег. Почти каждый вечер ярко вспыхивают бесчисленные юпитеры над новым бейсбольным стадионом, построенным в форме многоугольника. Даже при ночных играх билеты почти всегда бывают распроданы. В Хиросиме сейчас пятьдесят один кинотеатр. Это город со второй по величине киносетью в Японии.
Самые рьяные поклонники новой Хиросимы нередко спрашивают: «А не подвести ли нам черту под прошлым? Не попытаться ли изгладить из памяти «тот день»?» Эти люди с радостью уничтожили бы даже символ «пикадона» — голый остов Атомного купола (кстати сказать, этот памятник до сих пор не находится под охраной государства). По их мнению, вид атомных развалин понапрасну наводит на грустные мысли новых граждан Хиросимы — энергичных дельцов, с оптимизмом взирающих в будущее.
Но именно в Хиросиме такое «разрушение разрушенного» вряд ли успокоило бы людей. Во всем мире «поборники забвения», втихомолку строящие свои расчеты на планах новой войны, наверное, уже могут вести себя так, словно последняя война стала достоянием истории. Но здесь, в Хиросиме, прошлое еще слишком свежо, о нем беспрестанно напоминают все новые и новые вспышки лучевой болезни, напоминают люди, казалось, уже помилованные смертью, но через много лет вновь брошенные в пучину страданий. Хиросима зовет к миру не потому, что слово «хэйва» (мир) стало рекламной этикеткой, которую кстати и некстати налепляют на все, на что только можно, а потому, что она дает — пусть и весьма слабое — представление о том, как будет выглядеть наша планета в случае атомной войны. Земля в результате такой войны, может, и не превратится в совершенно безлюдную пустыню, но она станет гигантским госпиталем, миром больных и калек. Целые десятилетия, а то и столетия после последнего ядерного взрыва люди, пережившие атомную катастрофу, будут погибать от болезней, причины которых они и их потомки уже, возможно, забудут.
Не казенные и помпезные здания напоминают в Хиросиме о прошедшей войне, а люди, в крови, тканях и зародышевых клетках которых навеки выжжен знак «того дня». Они стали первыми жертвами совершенно новой войны, войны, не прекращающейся в день подписания перемирия или заключения мирного договора, «войны без конца», войны, втягивающей в свою разрушительную орбиту не только настоящее, но и будущее.
Каждый человек, поживший некоторое время в Хиросиме, рано или поздно почувствует на себе леденящий «взгляд развалин». За белыми фасадами новых «билдингс» он вдруг явственно увидит погнутые железные прутья, а за сверкающими неоновыми лампами — кучу битого стекла и проводов; ему внезапно покажется, что свежая зелень деревьев засохла, а широкие улицы засыпаны щебнем и пеплом. Шум, поднятый патриотами новой Хиросимы, хвастающимися ее успехами, не может заглушить ужас и боль в сердцах людей. Повседневная жизнь города отравлена страхом и страданиями.
Не проходит дня, чтобы газеты не сообщили о какой-нибудь новой атомной трагедии. Правда, течение их уже заранее известно, и каждая новая жертва не возбуждает особого внимания. Но так бывает не всегда. Какой-нибудь особо ужасный случай вдруг потрясает даже самых равнодушных. Так произошло, в частности, когда стала известной трагедия тринадцатилетнего школьника Кэндзи Кадзиямо. Его мать 7 августа 1945 года, на следующий день после атомной катастрофы, покинула райски красивый уголок — остров Тоёсима, славящийся своими апельсиновыми рощами, — чтобы узнать, что случилось с ее теткой в Хиросиме. Роясь в развалинах, она, видимо, получила не очень высокую, но все же вредоносную для своего будущего ребенка (она была беременна на пятом месяце) дозу радиоактивности.
Четыре месяца спустя эта женщина родила здорового ребенка, а через тринадцать лет Кэндзи стал жертвой катастрофы, разыгравшейся до его рождения.
В последние годы значительно увеличилось число заболеваний людей, приехавших в Хиросиму уже после атомной бомбардировки. Однако эти поздние заболевания являются не единственной загадкой, которую атомный взрыв преподнес японским врачам. На съезде японских специалистов, состоявшемся в Хиросиме в середине июня 1959 года и посвященном последствиям радиоактивного облучения, доктор Масанори Накаидзуми из Токийского университета предупредил, что люди, пережившие атомную катастрофу, должны быть готовы к новой волне «до сих пор еще неизвестных заболеваний». В частности, он указал, что у жертв атомной бомбы резко подскочила кверху кривая опухолей (доброкачественных и злокачественных).
Только сейчас начали обнаруживаться в полной мере «вторичные» последствия радиации — нарушения деятельности головного мозга, сердца, органов дыхания и кровообращения и, наконец, преждевременное физическое и умственное одряхление. Большой статистический материал представил съезду доктор Гэнсаку Охо, практиковавший с 1938 года в Хиросиме. Почти все свое состояние этот врач потратил на изучение последствий атомной бомбардировки для здоровья людей. Изучив с помощью студентов все случаи рака со смертельным исходом с 1951 по 1958 год, Охо пришел к выводу, что число жертв этой болезни в Хиросиме значительно выше, чем в остальной Японии [39].
Несмотря на то что число случаев лучевой болезни не уменьшается, а возрастает, в первый год после принятия закона о бесплатном лечении жертв «пикадона» в клиники, как ни удивительно, явились всего лишь двадцать три тысячи человек, то есть меньше одной трети всех больных. Чем это объяснялось? Этой
