карман горсть патронов, разобрал винтовку и прошел к выходу. Надо быть осторожнее…
Найти Кенеша оказалось проще простого. Просто капитан поставил арендованную на подставное лицо машину — неприметный белый «Рено» — недалеко от университета, а сам прогулялся рядом. Кенеш выделялся именно бородой — турки обычно носили усы или брились полностью, борода была признаком правоверного, исламского фанатика. Рядом с Кенешем постоянно крутилось несколько человек — но ни одной девушки. Никто даже не думал, что за ними следят.
От мысли стрелять, пока компания молодых людей обедала в кафе, капитан отказался, он боялся задеть гражданских, не хотел лишних жертв. Надо было подождать, пока рядом с этим будет поменьше людей. Пообедав, студенты снова ушли на занятия и появились только под вечер. У Кенеша была машина, тоже белый «Рено», но старый, дешевый, восьмидесятых годов сборки. Капитану улыбнулась удача — если бы не было машины, пришлось бы выходить из своей и следовать за ним пешком. Ничего путного эта слежка не дала.
Примерно через пять дней непрерывной слежки капитан выяснил основные маршруты, по которым цель передвигается в течение всего дня, а также наметил два возможных места, где он мог бы осуществить задуманное. Почему-то Кенеш каждый день из всех этих пяти ночевал в разных местах — из чего капитан заключил, что он чего-то опасается или просто не имеет денег на то, чтобы снять квартиру. Капитан ни разу не видел его с женщиной или девушкой, и это могло означать все, что угодно. В том числе и то, что он воздерживается, чтобы предстать чистым перед Аллахом — после того, как совершит теракт и отправит на тот свет нескольких бедолаг, которым просто не повезло.
Это могло означать и то что, что Кенеш — просто гомосексуалист.
Наконец на шестой день слежки — это был четверг, завтра у мусликов святой день, пятница, — капитан решил действовать. Тянуть больше было нельзя, в конце концов кто-то же должен читать лекции.
Винтовку он сложил в большой старый чемодан и поднял на пятый этаж в одном из домов старого района Анкары, застроенного в тридцатые, когда этот город только что превратился в столицу. Напротив был дом посовременнее — и, как выяснил капитан Гуль, там была подпольная мечеть-молельня, прямо на квартире, там собирались исламисты. Туда же ходил и Кенеш, очевидно — за инструкциями и помолиться. Ночью шестого дня капитан забрался на чердачный этаж сам и стал ждать…
Он пролежал на чердаке без движения тридцать два часа. Было жарко, душно, дневное солнце раскалило крышу так, что чердак превратился в душегубку, но он неподвижно лежал и ждал. Все это время он ничего не ел и только пил воду, которая вся выходила с потом. Так ему уже приходилось лежать не раз — и на холодных камнях северной Турции, и в лесистых заснеженных горах Ичкерии, и на плоскогорьях Северного Ирака. Он знал, что единственный секрет — это неподвижность, если хочешь остаться в живых — сохраняй неподвижность. Стань холмом, камнем, поваленным стволом дерева. Человеческий глаз — он так устроен еще с древних времен, когда человек был почти беззащитным перед клыками саблезубых тигров и прочих хищников, — всегда реагирует на движение и воспринимает любое, мельчайшее движение как сигнал опасности. Будь неподвижен — и ты сольешься с местностью, враг пройдет мимо и не найдет тебя. Будь неподвижен — и останешься в живых.
Кенеш появился лишь ко второму намазу, солнце уже встало, и можно было стрелять. Он был одет во все белое, как агнец, следующий на заклание. Заперев машину, он тревожно огляделся, потом направился к подъезду. Капитан четко сопровождал его стволом винтовки, но стрелять пока не хотел, чтобы не брать поправку на движение. И лишь когда Кенеш замер перед дверью, превратившись на какое-то мгновение в неподвижную мишень, капитан Гуль выстрелил. Он нажал на спуск дважды, как привык, и с удовлетворением отметил, как на белых одеждах убитого молодого исламского лидера расплываются два кроваво-красных пятна.
Дело сделано.
Капитан поднялся, потянулся, разминая затекшие мышцы. Винтовку он оставил тут, легкую куртку, которую скатал в валик и положил под цевье, чтобы сделать упор, он развернул и накинул на себя. Торопиться не следовало — пара минут у него еще была, можно спуститься спокойно.