кишлаку и вывел к сгоревшему изнутри дувалу. Кивнул головой и сказал, что спрятал автомат здесь. Внутри пустых стен были только рухнувшие, и почти догоревшие перекрытия.
«Кончай его»: сказал в сердцах ротный. «Муллу» втолкнули вовнутрь, на догорающие обломки, и кто-то пустил короткую очередь в спину. Проходя мимо, все посмотрели на распластанного душмана. Душа легко оставила его простреленное тело, без агонии и страданий. Слабое пламя уже начинало касаться его одежд, а на спине расползалось большое, кровавое пятно. Так что прощай «Мулла», в смысле прости, это война — ничего личного. Может твой обман, продлил тебе и твоему товарищу жизнь, почти на сутки.
Мне неприятно вспоминать эпизоды, чрезмерной жестокости, словно выдавливаю гной из старых ран. Но, выдавливая из души эти жуткие воспоминания, получаю небольшое облегчение, как приговоренный к смертной казни после последней исповеди. И хочется рассчитывать на прощение за когда-то совершенные злодеяния, если не от людей, то от БОГА. Воспоминания безжалостны ко мне. Их цепь растягивается, и память неумолимо обличает меня: А помнишь это!? А это!? А это!?…». Иногда удивляюсь, как за такое небольшое время совершил столько зол? Мало кого волнуют такие оправдания как, присяга, приказ, обстоятельства военного времени!?
Но суд совести не знает границ во времени. Война давно прошла, а воспоминания накатывают, и картины былых беззаконий обличают меня: «Как же ты так!?». И если тогда нас было много, то теперь я остался один на один со своей совестью, и правы будут те, кто выплюнет мне в лицо: «Убийца!».
Пройдя сквозь кишлак, подошли к зелёной тополиной рощице, растущей по всему склону, до самого верха. Ротный приказал, растянуться цепью и прочесать, как следует «зелёнку». Набрав интервал 5–10 метров, мы стали потихонечку подниматься, внимательно осматривая склон. «Зелёнка» была плотной, и солнце с трудом пробивалось сквозь густые кроны невысоких тополей. Под ногами лежала, мягким ковром, прошлогодняя листва. Мы неспеша поднимались к вершине хребта, и когда вышли из рощи обнаружили необыкновенное чудо.
На самой верхушке хребта была небольшая полянка, с неглубокой впадинкой посередине. В глубине впадинки росла молодая пушистая берёзка с белоснежным стройным стволом, и мягкой, зелёной кроной. Почти из самых корней бил чистейший родник. С полянки открывался живописный вид на огромный горный массив, раскинувшийся до самого горизонта.
Что-то в этом уголке было настолько русское, родное, домашнее, что все кто подходил к роднику, жадно попив воды, располагались на траве около корней берёзки. Хорошо помню восторженные глаза разведчиков, увидевших этот совершенно нездешний пейзаж, словно перенесенный из наших русских равнин.
Легко и приятно думалось о доме. От берёзки с родником веяло прохладой, и сладко приятно было развалиться у её корней, под тенистой кроной. Тот, кто посадил здесь берёзку, наверняка был человеком с русской душой, или глубоко любящим Россию.
Хотелось домой. Грохнуть об землю автомат и уйти на Север, за тёмно-синие горные хребты заснеженного Гиндукуша, чтобы раствориться в бескрайних просторах родной России.
Мокрая ночёвка
1984 год. Панджшер.
Целый день разведрота поднималась на высокогорный перевал.
Уже начинало темнеть, и решили остановиться на ночлег, прямо на хребте. В том месте, где его пересекало высохшее русло арыка. Деды выбрали самое удобное место — в арыке. Русло было широкое, ровная площадка в рост человека, в изголовье и ногах берега, чуть больше полуметра — ну чем ни кровать.
Нам же пришлось выкладывать бойницы на склоне на 2–3 человека, и получалось, что спать надо полусидя, в неудобной позе. Деды быстро уложились, и уже дрыхли, пока мы выкладывали бойницы и собирали траву на подстилку.
Вдруг среди ночи истошные крики. Кричали деды. Спросонья мы подумали, что кого-то укусила змея или скорпион.
Деды размахивали руками и страшно матерились на духов. Мы подбежали и увидели, что русло стремительно наполняется водой. Деды наехали на нас, чтобы мы быстрей вытаскивали из воды их мокрые вещи.
Видно духи увидели, что бойцы укладываются спать в русле арыка, и ночью пустили в него воду. Деды были мокрые, жалкие и страшно раздражённые.
Пришлось с ними делиться сухими вещами и помогать устраиваться на ночлег.
Молодцы душманы, тоже с чувством юмора.
Взрыв на вершине
Панджшер. Май 1984 года.
Тяжёлый выдался денёк.
С утра разведрота штурмовала под обстрелом висячий мост через горную речку.
Река представляла из себя бурный поток, вскипающий мощными бурунами. С грохотом она несла свои буйные воды, сквозь тесные обрывистые скалы, сжимающие её мощными тисками. Настила на мосту не было, а на уцелевшие доски, страшно было становиться. Разведчики передвигались по мощному тросу, держась за другой трос, который служил перилами. Духи обстреливали, но когда передовая группа переправилась на тот берег, обстрел прекратился.
Потом прошли по чудесному кишлаку, который находился невдалеке от моста, на широких террасках, ступеньками поднимающихся на зелёный склон. Он весь утопал в зелёных кронах больших деревьев, и сочился сотнями ручьёв текущих сквозь специальные отверстия в саманных заборах. Ручьи сплетались за кишлаком в небольшие речки, которые впадали в большую горную реку.
От обилия воды веяло прохладой, а от деревьев разносился необыкновенно приятный фруктовый аромат. Листва скрывала от жаркого солнца, а пение птиц успокаивало и умиротворяло.
Большой кишлак был пуст. Жители оставили его, спасаясь от военных действий. Но в одном из дувалов встретил милую сердцу надпись «ДМБ-82», значит два года назад, наши тоже были здесь. Спасибо местным жителям, за то что сохранили этот гордый знак. Руки чесались написать «ДМБ-85», но времени не было.
За кишлаком находился хребет, на котором возвышалась огромная гора — туда мы и направились.
Шли очень долго, стараясь идти по камням и мимо троп, опасаясь мин.
Уже на подходе к вершине карабкались по скалам. В одном месте вышли к совершенно плоской стене около 25 метров в высоту. Обойти её было очень тяжело, и решили штурмовать в лоб.
Сначала забрался Христос, ловкий и смелый дед, а потом он спускал верёвку с сапёрной кошкой вниз, причём длины 25 метровой верёвки едва хватало. Да и сама верёвка больше подходила для развешивания белья.
Он делал оборот верёвки вокруг кисти и становился на край скалы, кто-то из разведчиков, держал его за свободную руку. Придерживаясь за веревку, разведчики поднимались по отвесной скале.
Причём поднимаешься с терраски, а потом уходишь влево и оказываешься над глубочайшей пропастью в несколько сотен метров. Не по-детски перехватывало дух, и от страха ноги и руки становились