темные прозрачные пластины надежно защищали глаза человека и давали возможность великолепного обзора, совершенно невозможную в обычном шлеме. Кроме того, череп Алакартая был таким же легким, как и прочие покровы аухканов, и плотно прилегал к голове. Через пару текселей Руф вообще забыл о том, что на нем что-то надето.
В таком шлеме было удобно сражаться даже В яркий солнечный день и стоя лицом к солнцу, в таком шлеме и панцире Руф чувствовал себя вдвое, а то и втрое сильнее. И он был надежно защищен не только самими доспехами, но и
тем, что несла их душа. Отчего-то Кайнен был уверен в том, что душа аухканов, сделавших ему такой невозможный среди людей подарок, осталась рядом с ним.
Шлем был усеян шипами и наростами, складывающимися в диковинное образование, которое, впрочем, Руфу не мешало. Кто-то из масаари-нинцае сказал, что после научит человека, как пользоваться этим дополнительным оружием.
Человек был удивлен лишь тем, что шлем-череп Алакартая пришелся ему впору.
– Алакартай был очень молод, – пояснил Садеон. – Примерь и остальные доспехи.
Двурукий надел поножи и наручи, которые на сгибах скреплялись удивительным гибким материалом и совершенно не затрудняли движения.
– Это Суашин из славного племени астракорсов… – И масаари-нинцае повторили весь обряд.
– Суашин означает Ловкий, – подсказал Шанаданха.
Странно, но Руфу вовсе не мешало, что кто-то постоянно заглядывает в его мысли и отвечает на них. Более того, он заметил, что все реже повторяет губами рисунок слов, которые думает.
Руф Кайнен, мертвый человек, стремительно становился аухканом.
На ночь человек вернулся в знакомую пещеру и улегся спать на ковре, который Вувахон успел завершить как раз к тому времени, когда солнце стало клониться к закату. Лежать на этой подстилке было еще уютнее, нежели в покинутой «колыбели», – ни одна неровность не ощущалась под ней, а сам материал, казалось, подробно повторяет очертания тела. Порой Руфу казалось, что он заснул в воде и потому не чувствует ничего, кроме упругого сопротивления.
Вувахон свернулся клубочком у него в ногах. Садеон уютно повис на каменном карнизе, прикрепившись к нему несколькими нитями, похожими на толстую паутину.
Шрутарх и Шанаданха спали, опираясь на хвосты, в нескольких шагах от человека.
Кайнен по-детски сопел, положив под голову руку, на среднем пальце которой сверкал алым сдеданный шетшироциор перстень. Созидатель слышал о таком украшении от масаари-нинцае, атаковавших лагерь варваров, и решил украсить своего человека.
На сверкающей поверхности камня Созидатель вырезал изображение тагдаше Алакартая, который отказался от жизни аухкана, чтобы продолжить жить как часть Руфа Кайнена.
Садеону хотелось, чтобы Двурукий помнил о нем.
3
– Эльо Кайнен! Эльо Кайнен!
Громкий крик стражника вывел его из задумчивости.
Новый хранитель Южного рубежа и глава клана Кайненов, Килиан Кайнен, часто впадал в странное состояние и становился похожим на безмолвную статую. Или на спящего с открытыми глазами.
Со смертью Руфа Килиан не приобрел ничего из того, о чем мечтал.
А потерял все.
Когда войско возвратилось в Каин без Руфа, на Аддона Кайнена было страшно смотреть. Он ни в чем не обвинял сына, хотя Килиан не слепой и видел, что отец не доверяет ему, не допускает возможности того, что Руфа могли застигнуть врасплох варвары. Подумалось даже, что нужно было рассказывать о каких- нибудь демонах, но Килиан боялся запутаться в собственной лжи. Варвары – они все на одно лицо, и описывать их не составляет особенного труда. Что же до демонов…
И Каббад, и У на, и отец живо вывели бы его на чистую воду.
Если бы еще не эти проклятые таблички.
Он был уверен, что Уна оценит его поступок, что она с благодарностью примет из рук брата и друга прощальный привет Руфа и одно это заставит ее искать у него сочувствия. И он сумеет пересилить муки совести, думал тогда Килиан, преодолеть жесточайшую душевную боль и поддержать любимую в ее горе.
Он был уверен, что рано или поздно печаль по Руфу станет светлой и тихой, а место мужа и возлюбленного займет тот, кто был рядом в самые страшные, самые тяжкие минуты жизни.
Но Уна не плакала.
И горе ее проявилось только в скорбных морщнках, обозначившихся в уголках рта, и блеснувшей внезапным серебром пряди. И во взгляде. Да, во взгляде, из которого бесследно исчезли свет и веселые искорки, те, что таились на дне ее глаз даже после смерти Либины. Этого Килиан никак не ожидал.
А спустя несколько дней в Каине появился Баадер Айехорн с большим отрядом раллоденов и милделинов.
Тогда и подтвердилось, что царь не получал никакой просьбы о помощи и гонца из Каина никто в Газарре не видел. Настало время и старому Микхи оплакивать своего внука.
