бесчисленные стада бродили по бескрайним степям на юге Рамора в поисках богатых пастбищ; сами же варвары в тревожные времена упражнялись в воинском искусстве, а в мирные – предавались безделью.

У них не было ничего, кроме просторных шатров, выносливых, сильных жен и скота. Поэтому палчелоры не могли ничего потерять и не страшились лишений. И когда жители городов задумывались о смысле жизни и смерти, когда взвешивали все «за» и «против», сомневались, мучились и страдали – палчелоры грузили имущество на своих дензага-едлагов и выступали в поход, из которого либо возвращались с богатой добычей, либо не возвращались совсем, уходя пасти коней на заоблачные равнины, хозяином которых был великий бог Даданху.

Верования палчелоров были столь же просты и безыскусны, как и вся их жизнь. Верховный бог варваров отличался от обычного вождя всего лишь большей жестокостью да фактом бессмертия; а жизнь обычного варвара ничем не отличалась от смерти: ведь заоблачные равнины как две капли воды походили на равнины земные. Поэтому палчелоры не боялись умереть, что делало их в бою крайне опасными противниками.

Они погибали сотнями, атакуя крепости Рамора, но сокрушительное поражение в одном сражении чаще всего не могло остановить их нашествия, ибо на смену павшим приходили их бесчисленные братья, сыновья, а зачастую и жены.

Женщины палчелоров были прирожденными воительницами и часто принимали участие в битвах наравне с мужчинами…

У Руфа было невероятно острое зрение, и поэтому ему удалось разглядеть центральный шатер, рядом с которым на высоченном шесте висел белый череп со вставленными в него сверкающими красными камнями – воплощение Даданху, наблюдающего за ходом сражений бесстрастными мертвыми глазищами.

А еще Руф Кайнен понял, отчего ему было так тревожно в последние дни и отчего лазутчики-мехолны так отчаянно смело шли по раморским дорогам.

Палчелоры и мехолны впервые в своей истории объединились и единым войском выступили против Рамора.

И весь гарнизон Каина, даже если сосчитать женщин, стариков, детей и пять десятков воинов, присланных из Газарры в качестве подкрепления, на этот раз не могли противостоять полчищу варваров, которых привела под стены цитадели несокрушимая воля Омагры.

Уна оглядела стан врага и поняла, что ей вовсе не хочется говорить с Руфом о перспективах ближайших дней. Все было слишком очевидно. Но и молчать казалось невыносимым, и потому она задала вопрос, который давно уже мучил ее:

– Ты помнишь свою мать? Хоть немного?

Руф наморщил гладкий лоб, будто попытка вспомнить собственное прошлое причинила ему физическую боль.

– Иногда кажется, помню. Иногда мне снится :. какая-то тень без лица, которая протягивает ко мне руки, и тогда я думаю, что это и есть моя мать. Изредка мне вспоминается, что будто бы была женщина и она называла меня «мальчик мой», но это скорее то, что я хотел бы помнить .

Аддон настолько часто рассказывал мне о ней, что теперь я вижу ее его глазами, чувствую – его чувствами, а помню – его воспоминаниями. Но моего ничего нет. И наверное, это причиняет мне боль.

– Прости, – потупилась она.

– Отчего же. В такие дни нужно думать и говорить о самом дорогом. Кто знает, что случится с нами завтра.

У Руфа была привычка произносить вслух то, что другие боялись. Порой это больше походило на беспощадность и жестокость, нежели на прямоту. Он мог причинить другому боль и даже не понять этого.

/Ну скажи, что ты любишь меня. Признайся!

Чего ты ждешь? Отчего тянешь? Ты же только что сам сказал, что времени у нас почти не осталось и слепой Данн вытянул удачный жребий нашим врагам. Почему бы тебе не пойти к отцу и не попросить меня в жены? Боишься. Не хочешь оставлять вдовой. Но так же нечестно! Руф, Руф, Руф… Это ведь такое простое слово – «люблю», что тебе стоит?../

– Они ведут себя необычно. – Уна очень надеялась, что голос ее звучит спокойно, как всегда.

– У них хороший вождь, – откликнулся Руф, разглядывая лагерь противника. – Обстоятельно готовится, не хочет рисковать. Думаю, что он кинет на стены мехолнов, а когда они измотают нас, пустит в ход свой главный козырь.

– Какой?

– Не знаю. Но он явно припас какую-то неожиданность и надеется застать нас врасплох. Хороший воин. Умный, настойчивый, терпеливый. Такие обычно добиваются того, чего хотят.

– Можно подумать, что ты им восхищаешься, – пробормотала девушка, с нескрываемым страхом глядя на своего возлюбленного.

Бывало, что он пугал ее своим хладнокровием.

/Ему что – все равно, что его могут убить а нас захватить в плен? Что отец, и Килиан, и все остальные могут погибнуть?../

– Восхищаюсь, – честно признался Руф. – Видишь ли, не знаю, как тебе это объяснить, но мне кажется, что я чувствую его. Ну словно слышу мысли, которые доносятся из центрального шатра. Смешно, правда?

– Н-не очень, – передернула плечами Уна. – А что он думает?

– Уверен в победе. Хочет расплатиться с Даданху жизнями союзников и уберечь своих воинов для грядущих сражений. У Омагры далекоидущие планы, и Рамор для него только начало. Но что это я, –