недостатке и зачем я пришел, без приглашения. Темы разговоров были разные, но о женитьбе и не было разговора. Старался не затрагивать этого вопроса, так как для этого у нас не было повода. Жизнь и время создавали большие трудности для совместной жизни, а их было много, неопределенно они возникали на каждом шагу, но это не мешало нашей дружбе. Настал 1924 год. Я бы назвал его годом переломным в моей жизни. Я много думал, как дальше мне продолжать свою дальнейшую жизнь. Жить так, в отряде, нельзя. Впереди не было у меня никаких перспектив для повышения знаний. И, откровенно говоря, все окружающее, одно и то же, стало сильно надоедать. Я стал чувствовать себя угнетенным, стал много задумываться, искать новые пути к самостоятельной жизни с тем, чтобы стать в ряды полноценных товарищей и быть полезным человеком, приносить пользу новому обществу. Для этого нужны были знания. Во-первых, быть грамотным, а я имел трехлетнее, да и то незаконченное сельское образование; и этого было недостаточно. Я считал необходимым его восполнить, не теряя времени, поступить на общеобразовательные курсы и хотя бы получить неполное среднее образование. Без образования, считал, жить будет трудно. Шел 1924 год, после празднования 1 мая я окончательно решил заняться учебой, которая не выходила из моей головы. На свое здоровье я не обращал внимания, чувствовал, вроде все в порядке, и думал, все будет хорошо.
Примерно в июне или в июле проходил очередной медосмотр. Во время прохождения врачебно- контрольной комиссии много мне задавали вопросов. Больше всего мной интересовался невропатолог, он тщательно осматривал меня, после осмотра заявил: «Мне не нравится ваша нервная система, заниматься учебой рановато, и даже категорически вам запрещаем. Вам надо лечиться, а не учиться. Вам не зря установили вторую группу инвалидности с назначением пожизненной пенсии в размере 30 руб. 85 коп.». Относительно же учебы, так и не довелось мне поступить на общеобразовательные курсы. Вместо курсов рекомендовали мне изменить обстановку и лучше оставить военную службу. После такой врачебной рекомендации и совета я снова стал им мало верить. Но их совет, как говорится, накручивал себе на усы, которых у меня не было. Подумал о демобилизации. Но в Москве в те времена была безработица. Московская биржа была переполнена безработными. Но меня это почему-то не страшило, рассчитывал устроиться в пекарню, т. к. я из пекарни уходил на военную службу. Временно поживу у братьев, которые проживали в Москве и имели жилую площадь. С этой стороны я был обеспечен. В июне 1924 г. я демобилизовался из рядов Автобронеотряда им. Я.М. Свердлова. Выдали мне, как и всем демобилизованным, комплект нового обмундирования: гимнастерку с малиновыми петлицами, шерстяные брюки, две пары нового белья, шинель, ботинки с гетрами. И самое дорогое, что в то время для меня было, – это, как исключение, я получил месячный продовольственный паек: сахар, чай, крупы, мясные консервы. В общем, получил все, что положено для суточного питания. Вместо хлеба выдали муку. Пенсию выдали за два месяца. Выданные мне продукты были доставлены по адресу моего места жительства: Яузский бульвар, дом 11.
Около двух месяцев прожил я на квартире брата, ничего не делая. Я два-три раза в неделю ходил в горком партии, добиваясь посылки меня на работу. Вот так я и узнал, что такое безработица и как в то время было трудно жить рабочему без работы. Потом в горком партии стал я ходить ежедневно. По- видимому, я так им надоел и обычно слышал один и тот же ответ: «Ну зачем же вы сегодня опять пришли? Мы вас вызовем». Не ожидая их вызова, я усиленно добивался работы. В первых числах ноября все же я добился путевки для переговоров в Московский союз потребительских обществ. Я был направлен в отдел хлебопечения, где получил отказ. Отделу хлебопечения требовались булочные подручные, а другого ничего не было. Так и было мне сказано. Ни с чем вернулся в горком. Время было позднее, обратно вернул путевку, просили зайти завтра с утра. Пришел, как было сказано. В отделе кадров горкома было заготовлено письмо в запечатанном конверте, адресованное на имя председателя МСПО, лично тов. Сорокину. Что было в нем написано, не знаю. Тут же тов. Сорокин позвонил зав. отделом хлебопечения Ульяновскому, у которого я был вчера, и сказал: «Сейчас зайдет к вам тов. Волков, бывший булочник, ранее работавший у Филиппова». В заключение разговора было ему сказано: «Предлагаю принять», а на путевке написал: «Принять. Сорокин». Ульяновскому подаю подписанную путевку горкома. Ульяновский с ехидной улыбкой предложил мне две должности. Одна из них ответственного дежурного в 4-й пекарне по приему готовой продукции, и вторую должность – старшего продавца кондитерского отделения этой же пекарни. Предложенная работа была ответственная и в то же время тяжелая для меня и трудная, но знакомая. Та и другая работа связаны все время с движением, а я не так хорошо еще привык ходить на протезе. Несмотря на свои трудности, дал согласие пойти работать в магазин старшим продавцом. Вспоминая сейчас, даже становится страшно думать и рассказывать, с каким трудом и болью в душе было дано согласие. Но меня это не устрашило, так как я привык к трудностям.
Среди булочников, кондитеров много было бывших меньшевиков, эсеров, анархистов. Встречались они и в 4-й пекарне и, конечно, подсмеивались над коммунистами. Нас в пекарне было всего девять человек. Вскоре меня избрали секретарем партячейки. Партийное бюро выдвинуло меня членом комиссии по строительству 1-го хлебозавода на территории 4-й хлебопекарни, на Валовой ул. Пекарни частных хозяев из-за неисправности печей, пекарных помещений и отдельных цехов закрывались и передавались в распоряжение МСПО. С каждым днем увеличивалось количество таких пекарен. В Москве их было много. Это приводило к резкому сокращению хлебобулочных изделий. Весь процесс работы происходил ручным способом. Ввиду недостатков печного хлеба в Москве горком партии предложил МСПО увеличить выпечку хлебобулочных изделий. Встал вопрос о срочных и восстановительных ремонтах бывших заброшенных пекарен. Недалеко от 4-й пекарни, на Коровьем валу, стояла в заброшенном состоянии бывшая первая городская хлебопекарня. Это была самая большая пекарня в Москве, она имела 48 хлебобулочных печей, но которые были в полуразрушенном состоянии. В самом помещении был размещен конный парк и конюшни, эта пекарня имела прозвище Кобелий двор. В мае 1925 г. на бюро замоскворецкого райкома ВКП(б) было предложено МСПО в Замоскворецком районе построить хлебозавод, срочно приступить к восстановлению бывшей первой городской пекарни по Коровьему валу: предложить конному парку выехать в трехдневный срок, освободить помещение пекарни от имеющегося имущества. Партбюро и местком выдвинул мою кандидатуру заведующим по восстановительному ремонту первой городской пекарни. Партбюро, местком заверили меня, что во всем будут оказывать мне непосредственную помощь в повседневной работе. Замоскворецкий райком поддержал мое выдвижение. Зав. отделом хлебопечения о моем назначении в райкоме не возражал, не возражал и его заместитель по кадрам Огородников, с которым я работал булочным подручным до призыва в 1913 г.
Огородников в то время работал булочным пекарем в бывшей пекарне Филиппова. Какое могло быть совпадение! Я подумал: опять попал в нехорошее подчинение. Но Огородников не признался. Я напомнил ему, что мы вместе работали у Филиппова. «Вы булочным пекарем, а я булочным подручным». Но он не вспомнил это. Тогда я ему привел второй случай встречи: когда, встретившись на вокзале в г. Серпухове, вместе нанимали ямщика, он ехал к себе в село Гурьево, а я на призыв. Сказал ему: «Подумай хорошенько, может, вспомнишь!» Я ушел. Выходя из помещения, подумал, почему же он не признался и ни о чем со мной не поговорил о прошлом, настоящем? А могло бы быть много разговоров! Он мог бы помочь мне своим советом, видя по моим документам, что я недавно демобилизовался из армии и что я принимаю на себя такую непосильную восстановительную работу, не имея хозяйственного опыта. У меня сразу явилась мысль – тяжеловато мне с ним придется работать. Вся надежда была на партком пекарни. Моим помощником был выдвинут Васильев, член месткома, беспартийный, бывший хлебный пекарь, хорошо знающий построение хлебных и булочных печей. До войны он работал в этой пекарне хлебным пекарем и хорошо знал эту пекарню. Мы совершенно были незнакомы и не знали друг друга. Мне как члену партии, а ему как беспартийному доверили и поручили восстановительные работы по ремонту пекарни.
В начале мая была создана приемочная комиссия по приему пекарни от конного парка. Здание пекарни занимало целый квартал Коровьего вала. Внутри помещение было непохоже на бывшую пекарню. Все было загромождено и завалено мусором, навозом и кирпичным щебнем. Некоторые печи были совершенно разрушены. Посередине пекарни стоял разбитый остов парового котла. Внутри помещения было много птичьих гнезд, летали и кричали ласточки, галки, воробьи, ворковали голуби, как будто ругали нас, чувствуя, что мы пришли их выселять. Итак, пекарня была принята. Приемочная комиссия предложила заведующему конным парком помещение пекарни освободить к 10 мая, складское помещение не позднее 15 мая 1925 г. Здание пекарни комиссия приняла в течение одного дня. Все было закончено, комиссия подписала приемочный акт, подписала и пожелала нам успеха в проведении скорейшего ремонта.
