Дом номер двести три они нашли без труда – им сразу показали длинное двухэтажное кирпичное строение, которое уже лет тридцать как просилось на слом. Во дворе старушки гоняли мальчишек, мальчишки же, весело хохоча, убегали от разбушевавшихся бабушек и норовили пробежаться прямо по убогим клумбам, которые были обложены битым кирпичом. Осень уже погубила всю растительность, но бабушки все еще ревностно охраняли клочки декоративной природы.
– Ну погоди, супостат, придешь ты седни домой-то! – потрясала сухонькая старушка хворостиной. – Я тя вместе с твоейной матерью прутом приголублю! Ишь, ковой-то воспитали! Ить, как козел по грядкам-то, как козел! А ты чо пялисси? Нет бы огольца-то споймать да бабушке привесть, стоит он тута, лысиной сверкат!! – накинулась старушка на зазевавшегося Евдокима. – Чо околачивашься? Выглядывашь, чо стянуть можно?!
Дуся оскорбился, и пока придумывал, что бы такое ответить, Инга уже вежливо интересовалась:
– Мы не выглядываем, мы, собственно, во вторую квартиру. Скажите, Татьяна… э-э… Татьяна Дутова там проживает?
Старушка присмирела, поправила на голове платок и важно нахмурилась:
– Вот мать ейная – Любка, та точно проживат, в первом подъезде, а Танька… ее уж тута давненько не видывали. Да разь хто путный тута задержитси? – бабуся горестно махнула рукой и снова накинулась на пацанят: – Эй!! И куды тебя опять понесло-то, язви тя!..
Дуся вместе с Ингой прошли к первому подъезду и сразу же услышали истошные вопли:
– О-йё!!! Ты ж мне… Любка!!! Убью гадину! Борька, убери руки, кобель! Да не от меня, от ее убери!! – визжала какая-то бабенка.
Вопли доносились как раз из второй квартиры.
– А на кой хрен ты сюда приперлась?!! – послышалась еще одна колоратура. – Я тя звала, а?!! Нет, я тя спрашую – звала я тя?! И ведь хошь бы стакашик приташшила, хошь бы рюмку! Так не-е-е-т, все на мое добро кидацца!! Борька!! Сядь здеся, я щас тебе первачка-то налью-у! Твоя выдра ни капли не получит, а для тебя мне не жаль, ничо не жаль!.. Наташка, стервь!! Куды стопку тянешь?!!
Потом что-то ухнуло, послышались звон разбитого стекла и отборные нецензурные выражения. Инга быстро глянула на Дусю и покраснела до самых корней волос.
«Любит, – мелькнуло в голове у Дуси, и на душе как-то потеплело. – Меня любит, несчастная». Даже плечи как-то сами собой развернулись, и он уверенно нажал кнопку звонка.
– Евдоким Петрович, звонок не работает, видите – на веревочке болтается, – заметила Инга и вежливо постучала.
Двери ей не открыли, но голоса сразу же смолкли.
– Эх, Инга, здесь не так надо, учись! – высокомерно усмехнулся Дуся, пошлепал девушку по широкой спине и забарабанил что есть силы. – Дутовы!! Алименты получать будете?!!
Тут же в квартире послышалась торопливая возня, защелкали замки, и дверь распахнулась. В нос непрошеным гостям шибанул кислый запах перегара, квашеной капусты и чего-то еще жутко неаппетитного. На пороге, скалясь беззубой улыбкой, переминалась с ноги на ногу немолодая женщина в сером мужском жакете на голое тело и грязных спортивных штанах. На лоб, украшенный багровым синяком, падали лохмы непонятного цвета, но зато губы были густо намазаны оранжевой помадой, которая расползлась уже до носа. Сама дама, видимо, внешностью своей была довольна, потому что кокетливо собрала намалеванные губищи сердечком и, игриво хихикая, принялась жеманничать:
– Алименты, что ль? А интересно знать – какой хрен послал? Ой, простите, я вас даже не пригласила в дом… Натаха! Брысь с табуретки!! Вишь – люди ко мне с деньгами пришли! Грят, что про меня какой-то самец вспомнил, решил деньги предложить!.. Проходите, гостюшки дорогие… – по-старомодному принялась кланяться она, зазывая гостей в кухню.
В маленькой кухоньке места не было совсем, и все же хозяйке как-то удалось втиснуть сюда крошечный стол и пару табуреток. На одной из них сидел худосочный, босой хмырь в обнимку со стаканом, а на другой восседала не старая еще, пышненькая женщина. Наверное, это и была Натаха.
– Садитесь, – рассыпалась в любезностях хозяйка, хотя садиться было просто некуда. – Наташка, коровища!! Я те сказала – брысь с посадочного места!!
Наташка хотела было подняться, но Инга ее остановила:
– Да вы сидите, сидите. А мы… может, мы в комнату пройдем?
– Так… не могу я щас в комнату, – вытаращила глаза хозяйка. – Тут же ить как – токо выйди, они в один миг все выхлебают! А чо там делать в комнатах-то? Или вы надолго? Я надолго не могу с вами, у меня тут мерприятье! – вовсю кривлялась хозяйка квартиры, косясь на мутную бутыль под столом. – Вы ваще, если чо, можете и вовсе не проходить – денюжки передайте да и ступайте, а чо рассиживаться-то?
Дусю такой поворот событий не устраивал. Он молча сдернул хлипкого мужчину с места, усадил Ингу, сам же уселся на подоконник. Все-таки он был хорошо воспитан и не посмел согнать с насиженного места пухленькую Натаху.
– Так мы чего пришли… – заговорил он. – Алименты получать будете?
– Да! – с готовностью мотнула головой хозяйка. И, гордо поглядывая на друзей, добавила: – Токо сразу предупреждаю – ежли он хочет опять взад вернуться, я его, гада, не пушшу! Пущай теперича без меня локти кусает! Так ему и передайте.
– Кому? – уточнил Дуся. – Вы про кого сейчас?
– А про него… кто деньги-то послал, – немного растерялась женщина. – Не, я-то не против денег, вы там не думайте, я буду получать, вы там запишите где надо, но вот этого… который деньгами решил отмазаться!.. А вы не знаете, за кого алименты-то?
Дуся с Ингой переглянулись:
– За дочь вашу – Татьяну, – произнесла Инга. – Кстати, где она?