У Якова Глебыча действительно прямо на глазах опухала нога. Дуся заметался по комнате, кинулся к аптечке, на всякий случай хотел смазать опухшую конечность зеленкой, но едва прикоснулся к ноге, как бедолага взвыл сиреной:

– Ты гестаповец! Я весь такой бедный…

– Как же тебя угораздило ногу-то повредить? – дул на ногу Дуся. – Надо ж как-то поаккуратнее…

– Какого хрена поаккуратнее!! Я и так… Эти кобылы как давай меня охаживать, будто я им боксерская груша! Но я мужик! Как ухватил вазон этот… язви его! Думал – развернусь и по этим бабам, по бабам!

– Ну?!

– Чего нукаешь?! Разве я этот горшок подниму?! – чуть не плакал от досады Яков Глебыч. – Только на грудь его выжал, а эта… маленькая… сволочь! Мне в живот пощекотала! Ну я и… Прямо себе на ногу этим вазоном! А у меня же нога-то костяная, а не арматурная! Да вызывай ты «Cкорую», чего ты мне ногу слюнями мажешь?!

Вообще-то, Дуся надеялся, что на Якове Глебыче, как на собаке… в смысле, само заживет, но тот упрямо требовал традиционной медицины.

Пока дожидались «Cкорую», Дуся все допытывался:

– Нет, ну а чего они хотели-то? Они же зачем-то приходили! Может, они деньги просили?

– Да какие там деньги! Я им сразу все Липушкино золото отдал, только они все про какую-то бабу спрашивали… – Тут вдруг Яков на минуту забыл про ногу и осторожно сел. – Слышь, Дусь, а они ведь Милочку искали, да. Только называли ее почему-то Танькой.

У Дуси похолодело где-то в области живота – неужели кто-то видел, как он пер эту несчастную девчонку? Нет, ее, наверное, просто ищут. Но кто? Родственники? Подруги? А почему раньше не искали?

– Хе-хе… – глупо усмехнулся Дуся. – А с чего ты взял, что Милочку, если они ее Танькой называли, а? Сам придумал, да? Ви-и-ижу, са-а-ам, ох и выдумщик…

– Какой, на фиг, выдумщик! Они ж мне Милкиной фотографией прямо в глаза тыкали!! Я еще подумал – может, фоторобот? А потом пригляделся – нет, наша Милочка, как есть собственной персоной! Я им так и сказал: «Если, мол, вы Милочку ищете, так она куда-то временно вышла, а если вам ваша Танька нужна, так ее и вовсе здесь никогда не было! Нет, ну если вы настаиваете, сказал я им так интеллигентно, то могу предложить Олимпиаду или Ингу, она варит хорошо». Но они меня недопоняли. Как услышали про олимпиаду, так разнервничались… Короче, видишь синяк на скуле? Это за твою матушку.

– И ты сдуру решил, что им нужна Милочка?

– Слышь, Дуся, ты рожу-то не криви! Не сдуру, а потому что они мне фотографию совали!.. – обиделся Яков Глебыч и вдруг сосредоточенно заморгал глазами. – Дуся… Я вот думаю: а куда это наша красавица-то делась? Я про Милочку. Ее ведь с самого утра нет. Ты не видел?

Дуся догадался хихикнуть и пожать плечами:

– Так она ж мне того… не докладывается. Убежала, наверное, от таких хозяев к чертям собачьим… Нет, ну, может, она к любовнику подалась, она ж красивая девка-то…

– А чего это, у вас разве с ней не любовь прорастала? – вдруг подозрительно спросил больной.

Дуся искренне обиделся. Нет, а чего это, как Милочку искать, так у них сразу и любовь?!

– Ты чо говоришь-то? Какая любовь?! Да она… она вообще… я ей только целоваться разрешал! Ты на меня в зеркало-то глядел?! Ха! Любовь!.. Слышь, Яков Глебыч, а ты этим девицам про нашу любовь ничего не наплел?

Яков остервенело замотал головой:

– Ты чо-о?! Я ж еще не знал тогда! У меня как раз вазон на ногу-то опустился, я и вовсе соображать перестал. Они мне говорят: мол, гляди, мы еще вернемся, – а я, как дурак, башкой мотаю, говорю: «Приходите, мол, только когда моей кикиморы дома не будет, она у меня такая ревнивая…» А сейчас думаю – на кой черт зазывал, они ж не чай пить придут, правда ж?

Якова Глебыча увезли быстро. Дуся не стал изображать трепетного сына и провожать болезного не поехал.

– Ты, Яков Глебыч, ежли чего – звони. Я тебе на первое время деньжат подкину… Вот, ста рублей хватит? – на прощание профинансировал он будущего родственника, и тот от умиления чуть не прослезился.

После того как Дуся остался один, он подсел к телефону, сделал пару звонков, а потом разгреб завал в гостиной, пропылесосил комнату и даже еще раз покормил Душеньку, которая уже давненько самостоятельно спряталась в детской кроватке и теперь выходить оттуда категорически отказывалась.

Дамы вернулись только синим вечером. Инга тащила Машеньку вместе с коляской, и в ее глазах радости не просматривалось, зато Олимпиада Петровна была вся увешана коробками и излучала счастье.

– Дуся!! Ты посмотри, что я купила!!. Да возьми же ты у меня пакеты!.. Яков Глебыч!! Ты напрасно не остался с нами! Мы еще купили себе парочку дамских журналов, а Инге поварскую книгу!! Яшенька!! А тебе я купила твои любимые сушеные кальмары! К пиву!! Дуся, ты обещал ему пиво, а нам мороженое, не хотелось бы напоминать, но ты ведь, как пить дать, забыл.

Дусе было сейчас совсем не до пива. И маменька это сразу же поняла по его физиономии.

– Что у нас стряслось на этот раз?.. Инга! Да поставь ты коляску, что ты ее держишь? К тому же Машенька уже почти совсем спит. Ребенка надо покормить и уложить спать, займись… Дуся! Я не понимаю, в чем дело? Почему у тебя такой вид, будто тебя вызывают на медосмотр?!

Дуся собрался с силами и выложил все разом:

– Маманя, вам надо срочно уехать, а то всех пришибут ненароком, а Машеньку жалко. Кстати, сегодня нашего Якова уже пришибли. Ой, мамань, ну не делай такие страшные глаза! Ему только всю ногу сломали, даже в больницу пришлось его выпроводить. Так что… Инга, ну куда ты поволокла коляску?! Я же говорю: вам надо срочно уезжать! Маманя, ты не раздевайся, я уже созвонился с бабой Глашей, она готова позвать