еще можно просто насыпать в ванну соли, налить тепленькой водички и представить себя на море… Дуся ухватил огромное полотенце, взял кроссворд и, насвистывая, отправился мыться – надо было сосредоточиться и хоть немного смыть йод с рук – он все-таки вляпался в него, когда открывал банку.

Руки не отмывались долго. Он и щеткой старался, и мылом, и зубами, коричневые пятна на пальцах не исчезали, только чуть-чуть стали менее заметными.

– Да черт с ними, – ругнулся Дуся, отсидев в ванной больше часа.

Замотанный в полотенце, он вышел в комнату и остолбенел – возле телевизора сидел Яков Глебыч, хрустел челюстью и чипсами и пялился в какой-то очередной сериал.

– Ну, Я-а-а-ков Глебыч! – разочарованно протянул Дуся. – Ну чего вам по магазинам-то не ходится? Вот прям только соберешься в одиночестве затаиться, а тут…

– А чего мне в тех магазинах делать? – мартышкой кривлялся обиженный Яков Глебыч. – Мне уже невестушка все купила! Сама!! И вовсе никакой не телефон! А вот угадай что?!

Дуся лениво поморщился. Он уже понял, что сморозил глупость – если деньги попадали к маменьке, на них уже никто мог не рассчитывать. А он самолично сунул ей их в руки, хотя обещал одарить каждого.

– Ну… я не знаю… может, чего-нибудь к свадьбе? – промямлил он.

– Точно!! – обрадовался Яков. – Правильно! Мне достались свадебные носки!! Но это еще ничего! А вот Ингу Липушка еще больше порадовала. Она решила, что девушка не может прийти к нам на свадьбу без подарка! Да! Но денег на подарок у нашей поварихи нет! Ну, не платим мы ей, что тут поделать! И Липушка облегчила девушке жизнь, не варвар же она в самом деле – она купила подарок себе сама от имени Инги! Фату!! Очень дорогую, белую в голубенький василек! Хотя я вообще не хотел никакой Инги приглашать! Ну на кой черт твоей матери фата с васильками, а?! Так что, Дуся, ты не слишком расслабляйся, сейчас и повариха домой прибежит.

В прихожей тут же раздался настойчивый звонок.

– А я что говорил?! – оскалился Яков Глебыч. – Иди, Дуся, встречай счастливую покупательницу!

Дуся покрепче завязал полотенце на поясе и уныло побрел к двери. Ах, если б он знал!..

На пороге стояла вовсе даже не Инга, там высились две девицы невероятных размеров. Девицы между собой были похожи, как два молочных поросенка, обе в широких тренировочных штанах, спортивных куртках и обе с короткими, мальчишескими стрижками. Только одна была немного светлее и поаккуратнее в бедрах, а другая зато потемнее, пошире и понаглее.

– Так! Я дико интересуюсь – это здесь, что ль, Филины проживают? – спросила та, которая шире, лениво пережевывая жвачку.

– Проживают, а кто вас интересует? – важно спросил Дуся, выпячивая вперед голое пузо. В конце концов, пора сбавить девичью спесь. – Вам кого, красавицы?

– Не твое дело, – рявкнула та, которая светлее, резко отодвинула рукой хозяина и нахально продвинулась в комнату. – Слышь, окорок, а куда это наша обезьяна подевалась?

Дуся презрительно дернул головой и преподал урок вежливости:

– Если вы имеете в виду Ингу, так она вышла за покупками. И вообще! Что значит – обезьяна?! У нас, между прочим, все уже давно в людей превратились!

– Да! – выглянул Яков Глебыч и меленько хихикнул. – А ваша подружка так и вовсе… хи-хи… скоро лошадью станет, потому что так работает, так работает…

– Яков Глебыч, – одернул «папашу» Дусик, – ваш юмор прямо дебильный какой-то, честное слово. Девушки ищут Ингу…

– Да никакую не Ингу!! На фиг нам ваша Инга! – рявкнула светленькая и подскочила к Дусе. – Где Танька, спрашиваю?!! Куда она схоронилась?!!

Дуся немного отстранился и пожал плечами:

– Что это за слова у вас какие-то – «схоронилась»? У нас все хоронятся в одном месте – на Бадалыке. Правда, обещали новое кладбище отк…

Договорить он не смог. Дуся даже охнуть не успел, как мощный удар светленькой девушки сшиб его с ног, в голове будто лопнула трехлитровая банка, в глазах замелькали разноцветные шарики, и он грузно сполз по стене на пол.

Кажется, Дуся совсем недолго пребывал без чувств. Однако, когда он открыл глаза, картина его потрясла – по всей гостиной разбросанные стулья, перевернутое кресло, сдвинутый стол, черепки маманиной любимой вазы, а на диване с задранной кверху головой валяется Яков Глебыч и усердно выводит какую-то ноту в минорной тональности.

– Яков… Глебыч… – перекосило Дусю. – Ты совсем, что ли… свихнулся?! Ты чего натворил-то здесь, лихоимец? Сейчас маманя придет, она ж тебя… она тебя в жабу превратит!

– Сам ты… в жабу! Еще обзывается! – жалобно хныкнул Яков Глебыч, попытался сесть, и тут его прорвало: – Все из-за тебя!! Трус!! Дезертир!! Ковриком прикинулся, да?!! А меня тут!!. Знаешь, как они меня?!! Я тут таким соколом летал!!. Чего пялишься?! Давай «Скорую» вызывай! У меня вся нога переломана!! Уй-й-й, какой я бедны-ы-ый…

Дуся только сейчас сообразил, что погром устроил вовсе даже не его будущий отчим.

– Подожди ты верещать, Яков Глебыч, я не понял… Так это не ты, что ли?

– Да мне-то это на фиг надо?! Я ж не самоубийца! Я ж тебе говорю: пока ты там отлеживался, мне… нет, ты морду-то не вороти, ты глянь… уй-й-й-й! Черт!! Да вызывай же ты «Скорую»! Видишь же, нога опухла, там у меня… перелом прячется…