тюрьму заходить с оружием не положено. Кто знает, что у вас на уме: зашли на минуту – вышли через десять лет»... Конвой сдал оружие, но сдать меня за минуту у них, и вправду, не получилось: наручники не открывались в течение получаса. Как только за мной закрылась тяжеленная сейфовая дверь приемника, надзиратель будничным голосом сказал: «Руки за спину! Первым делом идем в туалет». Кажется, у Ремарка герой повести «На западном фронте без перемен» вспоминает как легко ему мочилось, пока шло наступление, и какие рези в мочевом канале у него начались с отступлением. Никогда я не мочился с таким наслаждением, как в первые минуты моего пребывания в тюрьме «Лефортово». Даже в физиологическом отношении тюремный порядок был гораздо лучше античеловечности и беспредела времен Ельцина.

Первые три дня провел в одиночке. Таков порядок. Видимо, трех дней достаточно, чтобы тюремщики могли определить психологическое состояние узника. Затем перевели в общую камеру на троих: два с половиной метра в ширину, пять метров в длину, умывальник с краном холодной воды, и унитаз в виде бетонной воронки. Первые дни в тюрьме - самые тяжелые. Раздражает глазок в двери камеры, через который за тобой наблюдают днем и ночью. Стоит ночью укрыться с головой на одну секунду, тут же откидывается притвор стальной двери и металлический голос надзирателя напоминает: «Голову – наружу!». Если днем , ты задержался в «мертвом пространстве» у двери, где тебя не видно в глазок, опять та же история: откидывается притвор и металлический голос напоминает: «Отойти от двери!». Но самое тяжелое испытание для человека в тюрьме – безделье. Если не сломиться в первые же дни, если ежедневно делать гимнастику ума – писать, читать, заучивать наизусть стихи - то даже тюремщики тебя зауважают и собственное самочувствие будет лучше

. В мою бытность в «Лефортово» начальником тюрьмы был полковник Растворов. Это «привилегированная» тюрьма КГБ СССР для особо опасных государственников преступников. Там неплохая библиотека: по каталогу можно выписать в камеру на десять дней до пяти книг на одного человека. В дневное время в камеру можно взять также шахматы, шашки или домино. Кормят, хоть и безвкусной тюремной баландой, но горячей и три раза в день. Я с такой регулярностью на свободе питаться возможности не имел. В камере от подъема до отбоя работал вмонтированный в стену радиоприемник, настроенный на радиостанцию «Маяк». что давало возможность знать самую свежую информацию о событиях в стране и за рубежом. Однако, в те дни, ежедневно после 20.00 на полтора часа общенациональный эфир «Маяка» предоставлялся бесплатно (!) для ведения агитационных передач японской террористической секты «Аунсенрике». И это было хуже пытки. Как только в камере звучали позывные «Аунсенрике», мы вздрагивали, как от электрошока, и бросались уменьшить звук до минимума. Как всем известно, после атаки «Боингов» на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года, тема борьбы с международным терроризмом стала супермодной. Но о том, что Ельцина можно судить только по факту сотрудничества с ультра террористической организацией, каковой являлась секта «Аунсенрике», никто из высокопоставленных чинов Кремля не заикается.

Три раза в неделю в камеры тюрьмы «Лефортово» поступала также свежая пресса. Помнится, одна из газет опубликовала интервью полковника Растворова. На вопрос, как себя ведут узники «Лефортово», проходящие по делу о массовых беспорядках в Москве 3-4 октября, начальник тюрьмы ответил «По - разному. Одни впали в депрессию, отказались от прогулок, весь день смотрят в одну точку. Другие – напротив, активны, насколько позволяют условия содержания: делают утреннею зарядку, много читают и пишут». Не знаю, кого имел ввиду под первыми полковник Растворов, но себя я, по праву причислил ко вторым – активным. Я работал по три-четыре часа ежедневно над книгой «Лефортовские диалоги», написал несколько статей на испанском языке, начал изучать японский (японским языком владел один из моих сокамерников, бывший офицер КГБ, продавший свою агентурную сеть по цене «Мерседеса»), перечитал в оригинале Джека Лондона «Железная пята», «Зов предков», «Белый клык», освежил в памяти весь цикл «Цыганских романсов» Федерико Гарсиа Лорки, выходил на прогулку в зарешеченных клетушках на крыше тюрьмы ежедневно, в любую погоду. Иногда под стон русской вьюги я забывался, и начинал на прогулке декламировать Лорку в полный голос и со всей силой страсти его бесподобных, пропитанных зеленым ветром свободы стихов:

Verde, que te quiero verde!

Verde viento, verdes ramas,

El barco sobre la mar

Y el caballo en las montanas...

Часовой в тулупе, наблюдавший за прогулкой с верхней галереи, на минуту останавливался, прислушиваясь к незнакомым ему звукам и соображая, не спятил ли с ума зарешеченный человек, но быстро вспоминал обобязанностях своих и заключенного: «На прогулке в полный голос говорить не положено!»

По сравнению с другими заключенными, у политических, проходивших по делу о Московском восстании была одна существенная привиления: раз в неделю ощущать солидарность с улицы. По воскресным дням, как раз во время тюремного обеда, к «Лефортово» подходили пикеты «Трудовой России» с требованием освободить политических заключенных. Их пытались вытеснить ОМОНом – бесполезно. Каждое воскресенье, примерно в 13.00 за стенами тюрьмы начиналось скандирование, хорошо слышное в камере. Сначала повторялся лозунг октябрьских дней 1993 года: «Руцкой – президент!» Чекрез две недели содержание лозунгов для скандирования поменялось на более широкое: « Руцкой – свободу! Макашов – свободу! Анпилов – свободу!» А месяца через три список сократился до одного слова: «Ан-пи-лов». Если скандирования не было слышно по каким-то причинам, мои сокамерники начинали возмущаться и подтрунивать надо мной: «Ну. вот видишь, вся солидарность прошла. Забыли вас, Виктор Иванович! Так проходит земная слава!» Но «Трудовая Россия» не покидала меня. И пусть иногда с задержкой, но все равно за стенами тюрьмы звучало требование свободы политзаключенным, в том числе и для меня лично. Дважды мне разрешили свидание с женой Верой Емельяновной, в том числе один раз вместе с сыном Сергеем. Вера рассказала мне, что в нашу квартиру со словом поддержки, с материальной помощью семье приезжали люди со всей России и других республик Советского Союза. Но я и не подозревал, какая мощная волна солидарности с полизаключенными «Лефортово» поднялась во вем мире.

Под давлением глобальной солидарности коммунистов режим Ельцина вынужден был, под предлогом амнистии, освободить всех руководителей Московского восстания. Александр Руцкой, заросший бородой, как граф Монте-Кристо, настолько ослаб за пять месяцев тюрьмы, что ему помогли дойти до «Мерседеса». Генерала Макашова и других также увезли на машинах побыстрее от стен тюрьмы. А у меня машины не было, я имел счастье уйти от тюрьмы вместе с женой и товарищами по борьбе пешком. Вернее, у нас был «УАЗик» со звукоустановкой, с которым меня приехали встречать Юрий Лесин, Владимир Гусев, Игорь Маляров, Юрий Худяков, Алла Аверина, Валентина Козенкова, Наталья Белокопытова, - все друзья из «Трудовой России». Не успели за мной закрыть двери тюрьмы, а мне уже дают микрофон: «Говори!» Я знаю, что митинг не санкционирован, но отказаться от слова уже невозможно: микрофоны многочисленных текамер ждут, что скажет «Трудовая Россия»: «Друзья! Товарищи мои дорогие! Спасибо вам, что вырвали нас из застенков. Что вам сказать? Если за то время, пока я сидел за решеткой, хлеб стал дешевле, если блага прогресса стали доступнее людям труда, тогда прав Ельцин, и борьба с ним бессмысленна. Но если хлеб стал дороже, если нищета трудового народа стала еще отвратительнее на фоне роскоши и богатства немногих, тогда наша борьба с капиталом продолжится. Вместе – победим!»

Международное коммунистическое движение подобно океану: прилив сменяется отливом, годы блистательных побед – изнурительными периодами спада, застоя и отступлений. И все-таки, нельзя не видеть, что каждый новый цикл развития человеческой цивилизации в направлении царства разума и справедливости – коммунизма, наступает быстрее, охватывает целые континенты и народы десятков стран. Парижская коммуна – первый, незабываемый шаг человечества к новому обществу – продержалась 70 дней. Великая Октябрьская социалистическая революция в России побеждала 70 лет. После Победы Советского народа над глобальной гитлеровской коалицией стран Европы и Азии, коммунизм утвердился на большей части европейской территории, а на Востоке взошло солнце коммунизма в Китае. Будь Никита Хрущев